Мёртвая Земля
Шрифт:
Ускоренная индустриализация неизбежно влекла за собой необходимость усмирения десятков тысяч недовольных, принуждаемых к каторжному труду. Кроме того, появились и такие, кто понимали, что очень скоро их самих и их детей пошлют на войну во имя Его Величества. Нужна была идеологическая поддержка, и таковая вскоре нашлась в лице духовенства одной из малочисленных сект, чья доктрина соответствовала целям императора и его клики как нельзя лучше. Проникшись идеями священников, Архафор дал секте статус государственной религии, дополнив число уже имевшихся семи Церквей (доктрины которых не отвечали новым требованиям государства) восьмой и
Очень скоро новая Церковь показала первые результаты. Одурманенные проповедью «святых отцов» и запуганные ими подданные стали являть образцы подвижнической покорности «воле Единого Бога» и Его Величества. Новые каменоломни, шахты, заводы росли как грибы после дождя; строились города, прокладывались железные дороги, росли армейские арсеналы, модернизировался флот. Соседи оставили мысли о нападении и предались упадку и ожиданию неизбежного.
Когда на престол взошел Азргон — первый император-священник, объявивший себя Патриархом Единой Церкви Агара, объединившей все восемь Церквей, началась война…
Вырвавшиеся технологически далеко вперед захватчики принялись истреблять целые народы, не желавшие принимать чуждую им религию и покоряться Императору-Патриарху, и вскоре подчинили весь материк.
В последующие за тем четыре столетия объединенная Империя достигла уровня цифровых технологий, но так и осталась при этом уродливой смесью монархии и садистской теократии. Одновременно с индустриализацией на Агаре укреплялся институт Церкви и власть Императора-Патриарха — верховного правителя планеты. Все стороны общественной жизни целиком и полностью были подчинены Церкви и контролировались ее войсками и спецслужбами.
Террор и всеобщий страх отныне царили в мире Агара. Согласно учению Церкви, страдание и боль были возведены в этом уродливом обществе в ранг добродетели и святости: чем больше человек страдал при жизни, гласили каноны агарской религии, тем большее вознаграждение ожидало его после смерти. Исходя из этой доктрины, смерть человека рассматривалась как последняя возможность дополнить собранную при жизни чашу страданий и потому смерть мученика считалась «даром и милостью» всемогущего Бога. Посмевших возражать против таких принципов мракобесы объявляли «грешниками» и предавали жесточайшим истязаниям и смерти с применением изощренных пыточных устройств, как нуждавшихся в «особом искуплении и очищении».
Все восстания против власти изуверов и садистов подавлялись с крайней жестокостью. В предшествующее второму посещению Агара аивлянами столетие Церковь несколько раз применяла против восставших «грешников» оружие массового уничтожения: «огонь божий» превратил в радиоактивные руины четыре города.
Это было общество рабов, одну только мысль о личной свободе считавших страшным грехом: естественные потребности человека в пище и сне, в сексе и элементарном дружеском общении признавались мракобесами проявлениями «греховной природы» и действием «злых духов». В этом глубоко патриархальном, пропитанном религией, оплетенном железной проволокой традиций обществе, полностью отсутствовало понятие права. Человек (если, конечно, то не был священник или представитель знати) там ценился дешевле вещи. Улицы городов, храмы и жилища были украшены орудиями пыток и мумифицированными частями трупов. На стенах домов, на предметах быта, на одеждах, повсюду были надписи — цитаты из «священных книг» — и изображения орудий истязания.
Нужно было принимать меры. Нужно было что-то делать. Нужно было все исправлять!
Совету экспедиции было ясно: это общество в ловушке; если ничего не делать, не воздействовать на него извне, оно обречено оставаться таким до конца, пока не истощит ресурсы планеты или не погибнет по иной причине. Но, что делать? Прийти к ним с неба и сказать: «мы — добрые аивляне, мы вас всех спасем»? Это лишь вызовет всеобщую панику, милитаризацию религиозных фанатиков и патриотический порыв борцов против «инопланетных захватчиков» и «дьяволов»…
Корабль и Совет экспедиции рассмотрели множество, даже самые радикальных (вплоть до физического уничтожения всей церковной иерархии) вариантов действий. Но, как быть с почти двумя миллиардами зашоренных агарян, многие из которых, не задумываясь, отдали бы свои жизни за Патриарха и Церковь? И что эти несчастные станут делать после того, как обретут непонятную им свободу?
Организовать подполье? Нет! Создав подполье, аивляне обрекут будущих его участников на более чем вероятную смерть. Устроить «пришествие Господа Бога»? — отвратительная ложь! Кем аивляне будут себя считать после такого… Заменить Патриарха и первосвященников точными копиями? Задача технически несложная. Для этого требовалось всего лишь добыть образцы тканей замещаемых, и вырастить клонов…
Тогда Эвааль предложил кораблю и Совету свой план. Он признавал себя единственным виновником всего произошедшего с Агаром, и просил дать ему возможность исправить собственные ошибки…
Совет удовлетворил его просьбу.
Для осуществления плана, Эвааль должен был прожить на планете одну, а если не выйдет уложиться в одну, то и две и десять жизней. Эйнрит намеревалась остаться с ним: родиться в теле «человека-волка» и прожить в нем, помогая возлюбленному, столько жизней, сколько потребуется для выполнения им задуманного. Но Эвааль не согласился. Он не мог рисковать самым дорогим для него человеком. Одна мысль о том, что Эйнрит станет жить в аду Агара, была для него пыткой.
Он просил ее остаться на корабле, просил архивироваться, просил не идти за ним, но Эйнрит не отступалась, и тогда он совершил то, что после сам признал самым подлым поступком в своей жизни…
— …Да, Эйнрит. Нам известна эта история… — ответил Альк за себя и Ив, смутившись.
Аватар взглянула на него с сочувствием.
— Твое имя: Альресс-Ив-Эвиль-Эйн упоминает именно ее, Эйнрит, мой прообраз?
— Да. Эйнрит — мать моих родителей, Эвили и Алька-старшего…
— Почему ты выбрал именно ее имя, а не имя отца, или кого-то еще, Альк?
— Потому, что всегда восхищался ею, — ответил Альк не раздумывая.
— И еще потому, что тебя трогает ее история… — добавила аватар.
— Да. Это так. Но почему мы сейчас об этом говорим?
Аватар переглянулась с Ив, которая уже понимала, куда та клонила.
— Альк, тебе известно, кем тебе приходится Эвааль? — серьезно спросила Эйнрит.
«Но, как, как такое… хм… Ведь это так просто…» — Альк тоже начинал понимать.
Ни родители, ни Эйнрит никогда не говорили с ним об этом, а сам он никогда не допытывался: какая разница, кто твой дед, и даже кто твой отец? В конце концов, выбор делает женщина и ее право: говорить или не говорить — на кого ее выбор пал…