Мертвая зона
Шрифт:
Региональный комиссар АТР — убедительное страшилище для тех, кто понимает, какие чудеса он способен творить на своей земле. Из самых лучших побуждений, чтобы можно было спокойно работать. Например, чтобы не шлялись тут всякие. Проектная зона сейчас фактически мертвая зона, она не видна, в ней что угодно может пропасть. И кто угодно.
— Я здесь по заданию Института, — процедил Леха сквозь зубы. — Мне нельзя пугаться и убегать.
— Так называемый Институт ликвидируют уже к лету, и все постараются забыть, что он вообще был. Тебе не понадобятся рекомендации оттуда. А сейчас ты уедешь — и останешься живой, и не раз помянешь добрым словом
— Спасибо, я подумаю, — буркнул Леха, вырвался-таки и пошел к Пасечнику.
— Глупость и мудрость с такой же легкостью схватываются, как заразные болезни, — донеслось в спину. — Поэтому выбирай себе товарищей.
— Ё-моё... — тихонько простонал Леха. — Да оставьте же вы меня в покое все!..
Дебанги добился-таки своего: Лехе было очень неуютно. А если честно, страшновато. А если совсем честно, он до того перепугался, что стало уже и не страшно вроде, а именно неуютно, когда идешь и ежишься, словно Йоба глядит тебе стволом между лопаток.
Последний раз Лехе так откровенно намекали, что жить ему осталось недолго, в Лимпопо, «самом здоровом месте в Африке». Он просто забыл, каково это: когда тебя обещает убить человек, которому не фыркаешь в лицо надменно, а веришь безоговорочно и сразу всем телом, до самых пяток.
Холодно это, вот каково. На жаре, увы не спасает.
А потом еще и горячо становится, когда начинаешь злиться в ответ...
Если чиновник АТР гарантирует, что будет страшно — верь ему и делай ноги. А дальше как? Остаток жизни проклинать себя за трусость? Чиновник не понимает, с кем говорит: ты не бросишь своих, не бросишь дело, иначе грош тебе цена. Здесь потерялась техразведка. И техподдержки не дождешься. Ты с голыми руками посреди Африки. И чем хуже понимаешь, что за дьявольщина тут, тем важнее разобраться.
Иначе эти демоны, что пожрали наших, будут жрать людей дальше.
Захотелось джина. Стакан. Залпом. А после взять что-нибудь тяжелое, например, лом — и съездить Дебанги по морде.
Пасечника впереди задержали; его поймал за жилетку секретарь Мишель, тоже крепкий и черный, просто еще по возрасту не такой широкий, как Дебанги, и Пасечник только-только раздраженно стряхнул его с себя. Поэтому к машине Элис они с Лехой подошли одновременно.
— Эй, блин! — предупреждающе крикнула Элис, заметив обвешанного камерами Леху.
Она по-прежнему стояла на башенном модуле, руки в боки, но уже не агрессивная, а задумчивая, поникшая, очевидно усталая.
— Все нормально! — Пасечник помахал ей. — Мы из Института Шрёдингера!
— Чё, блин?!
— Мы ученые! — заорал Пасечник, перекрывая шум. — Шрё-дин-ге-р Ин-сти-тут! Запись в строго научных целях! Конфиденциальность гарантирована!
— Нахер, — вяло сказала Элис и отвернулась.
Снизу вверх и со спины выглядела она божественно. Ничего лишнего: ни тебе недовольного лица, ни неестественно геометричного бюста.
— И между прочим, рассредоточить группу понятная идея, но напрасно волнуешься, обстрела не будет!
— Да пошел ты...
— Прости, здесь очень громко, я не слышу!
В аэропорту стало действительно шумновато, «Железным всадникам» не помешали бы глушители подороже, да и копытами они лязгали вовсю, а уж скрипели... Машины бодро избавлялись от прицепов и выстраивались в шахматном порядке; над крышей международного терминала уже вознеслась стрела подъемного крана; на ней
Пасечник медитировал на ягодицы Элис. Леха водил туда-сюда камерами, злился, хотел выпить, уже все равно чего, и совершить акт физического насилия, все равно уже над кем.
Ленивым прогулочным шагом их нагнал Смит.
— Иногда бывает жаль, что хорошо воспитан. А то бы спросил: ну, кто мечтал о больших сиськах?
— Мне ее жалко, — сказал Пасечник. — Она такая несчастная.
— Утешь девочку, не стесняйся. Это может оказаться полезно для нашей миссии. Положи свое либидо на алтарь науки.
— Циник ты, — сказал Пасечник.
Он теперь явно не понимал, как общаться с подполковником Смитом, а тот не горел желанием ему помогать.
Элис снова подобрала свой шлем и заговорила в него, подгоняя группу. Ей не нравилось соседство колонны нигерийских бронетранспортеров, и она передвинула несколько машин подальше от них; «принтер» (вероятно, ЗD-принтер для выпечки дронов) опять не туда засунули; «бензовоз» (две цистерны с дизельным топливом на одном прицепе) надо затолкать в дальний угол аэропорта и выставить охрану; контейнеры с диагностическим комплексом и полевой ремонтной базой все-таки имеет смысл задвинуть в выделенный от щедрот Дебанги ангар, так наверное лучше. И почему до сих пор не активна разведка, пятую минуту копаемся, что значит «мусор на крыше», ведь не скелеты там валяются... а даже если скелеты, Джонни, ты солдат или интеллигент сраный, короче, разверни уже разведку! Внимание, ребята, постройтесь наконец по-человечески, пора сводить комплексы активной защиты в схему! Что? Да какая тебе разница, будет разведка или нет, ты схему быстрее собирай, а данные с разведки потом на нее кинем. Пока наблюдаем тем, что есть на машинах. Главное направление — северо-восток. А разведка, знаешь... Может, она вообще не включится, я сегодня уже ничему не удивлюсь, и вообще мне та крыша не нравится, скорее бы Джонни слез оттуда и подъемный кран убрал, а то если кран подстрелят, как чиниться будем?.. Вот и я о чем. Последний раз мы согласились на машины клиента, слово даю. Никогда больше, только на своих...
Леха наблюдал эту обыденную солдатскую работу вполглаза, думая, что вот она, настоящая война. На девяносто процентов — из логистики, расстановки на местности и организации «повседневной службы войск» в невыносимом климате. Погодите, не дай бог харматан вспомнит, что ему полагается добивать аж до Гвинейского залива, и дунет в полную силу. У вас тогда не только фильтры забьются, а еще и психика.
Но стойко преодолевать тяготы и лишения — главная доблесть солдата. Остаться в живых до начала боевых действий. А то что за бардак: пора стрелять, а у нас все умерли. Так не годится. В любую погоду, на любой широте и долготе, в любое время, задача солдата — осмотреться, развернуться, оборудовать позиции, состряпать пообедать и выдумать, как поспать.
Это настоящая война. Какое было бы счастье, окажись она такая всегда, на полные сто процентов. Ролевая игра: кто первый развернулся, тому плюс двадцать к силе и меткости; кто грамотно наладил снабжение, тому плюс сто очков в карму; а теперь бросайте кости... Неспроста сказал Клаузевиц, что военное дело само по себе вполне доступно среднему уму, только воевать, блин, трудно. «Трудно» — это не про кости, это про фильтры. Это про организацию снабжения и борьбу с идиотизмом в условиях, максимально приближенных к боевым.