Мёртвая зыбь
Шрифт:
Два щеголя в таких же белоснежных костюмах сели по углам на стулья с высокими спинками.
Прожектора высветили на противоположных концах ковра двух противников в борцовских облегающих трико. По свистку рефери они сошлись посередине.
Один другого и на голову выше, и в плечах был шире вдвое. Сошлись как будто дуб с тростинкой…
Как равные пожали друг другу руки в знак соблюдения рыцарских норм красивейшей борьбы: не причинить партнеру боль, не допускать подножек и участия в схватке ног, хватать лишь выше пояса, беречь противника, как самого себя, но продержать его лежащим на лопатках.
Свисток —
И вот, как будто бы, скала свалилась на леопарда в сельве, к земле собою придавила — в партер был брошен легковес. Противник же с медвежьим весом оказался наверху, стараясь “лапами” своими придавленного перевернуть на спину. Перевернуть — перевернул, но не на две лопатки. Изогнулся тот дугой, как аркою моста. Уперся легковес головой и пятками в ковер. Судья на корточки присел, чтоб видеть не к коснулись ли ковра лопатки. Свисток наготове во рту держал. Казалось, богатырю ничего не стоит весом и силой медвежьей сломать живой хрупкий мост, но видно он и был тем чудом, обещанном на “Вечере чудес”. “Медведь”, как ни старался не мог сломить ту леопардову дугу, она стальною оказалась, да и спружинила, как сталь. Внезапно выпрямилась и выскользнула из “медвежьих лап”.
И снова в прежней стойке сошлись борцы.
Тяжеловес шел яростно в атаку. С разбегу заключил противника в “медвежии объятья”, а тот руками, как обручем те “лапы” охватил, зажав их мертвой хваткой.
“Медведь” же напирал, заставил пятиться, стараясь навзничь уронить противника и навалиться тяжестью многопудовой, лопатками прижать к ковру. Всем показалось, что это удалось. Не выдержал напора легковес и полетел спиною на ковер… но не на лопатки, а на свой несокрушимый мост. И обручи не ослабли, “медвежьи объятья” разомкнуться не смогли. Навзничь падая, легковес повлек противника за собой. И тот, вместо того, чтоб придавить поверженного грузной тушей, перелетел через голову, лишь ноги в воздухе мелькнули, грохнулся спиною на ковер. В объятиях же зажатый легковес на миг, не лопатками, а снова арочным мостом коснувшись ковра, перевернулся с богатырем и оказался сверху.
Свисток судьи возвестил об окончании схватки.
Угловые судьи подтвердили победу легковеса.
— Вот у кого учиться надо, — не успев подняться, сидя на ковре, гулким басом произнес “Медведь”.
Эффект от первого “ЧУДА” на “Вечере чудес” был немалым, не говоря уже об овации в честь победителя. На следующий день в Металлургтический институт явилась группа молодежи записаться в “школу борьбы”, поучиться ловкости у “леопарда”.
А на сцене задернули занавес. И перед ним поставили три стула. В судейском белолснежном костюме вышел недавний “леопард”. Его узнали, наградив аплодисментами. Он поднял руку и сказал:
— Сейчас мы проведем два опыта гипноза. В одном из них участие примете вы сами. Первый опыт будет с моей помощницей. Прошу Валентину Георгиевну на сцену.
Валя, как всегда легкая, изящная и привлекательная, а по такому случаю нарядно одетая, вышла из публики и поднялась на эстраду.
Виктор поставил три стула рядом и предложил ей лечь на них. Валя послушно легла на неудобное это ложе. Виктор, склоняясь над ней, делал пассы руками и что-то тихо говорил. Потом, обернувшись к залу, объявил:
— Она спит. Сейчас проверим насколько крепко.
И он осторожно вынул из-под нее средний стул.
Вышедшая из-за
Валя, не изменив положения, осталась лежать без средней опоры, как будто та, невидимая, осталась на месте. Виктор и помогающая ему кассирша, стали раздвигать стулья, словно на них лежал не живой человек, а мраморная скульптура. Стулья настолько раздвинули, что спящая красавица опиралась со стороны Виктора затылком, а стороны дородной кассирши только пятками. Кассирша заботливо поправила свисавшую до пола юбку и заодно провела под Валей рукой, показывая, что под нею ничего нет. Никакому человеку в нормальном состоянии не удержаться в таком положении. Валя словно превратилась в соляной столб, как легендарная жена Лота, непослушно обернувшаяся на покинутые ими погибающие в молниях города Содом и Гоморру…
Зал молчал в оцепенении.
Виктор несколько раз прошелся из конца в конец эстрады перед все еще закрытым занавесом, за которым убирали борцовские маты и готовили предстоящий номер программы.
Александр Званцев сидел, как и в прошлый раз, в первом ряду, и снова рядом с седоусым сталеваром. Тот счел его старым знакомым и запросто обратился к нему:
— Пошто не гнется-то? Никак железный аршин проглотила? Должно, под платьем ловко прячет. Как братеня твой такое выкамыривает?
— Нет, верьте, все здесь без обмана.
— Цыган без обмана коня на базаре не продаст.
Зал разразился аплодисментами. Пробужденная Виктором хрупкая, но несгибавшаяся, Валя теперь низко кланялась публике.
— Нет видно тут без дураков. С аршином спрятанным никак не поклониться в пояс, — авторитетно заключил сталевар. — А все ж проверить надобно. Не обижайся за братеню своего.
Александр подумал о борцах, которые должны выручить Виктора, если зал не поддастся гипнозу.
— Переходим к номеру программы, когда участниками будут все. Прошу желающих сцепить руки на груди. Теперь прошу мне помогать. Я вам внушаю, что вы рук не можете разнять. А вас прошу себя уверить, что так оно и есть. Ну как? Не можете вы руки расцепить? Кому не удается это сделать, прошу подняться на эстраду. Я помогу.
Александр волновался, видя как люди с сцепленными руками, поднимаются к брату на эстраду.
Должно быть команда борцов выручает своего “леопарда”… Но как к ним попал седоусый сталевар? Проверить хочет? Он только что был здесь…
Званцев повернулся к соседнему креслу. В нем вместо сталевара подсел к нему директор клуба.
Он склонился к Александру и тихо сказал:
— Уж двадцать человек поднялось к Петровичу. И ни одного борца. Все пятнадцать остались в резерве. Они и руки не сцепляли. Не понадобилось.
На эстраде, освобожденные от внушения помощники в эксперименте пожимали Виктору руку, которой он касался каждого, снимая с него оцепенение.
— Жаль я не попробовал, — вздохнул Медведев, — Да мне нельзя. Еще подумают, что подыгрываю. А у брата вашего все получается. Артист! Вот за последний номер побаиваюсь. Уж больно сложно… с зеркалами…
Вернулся сталевар. Медведев освободил ему кресло.
— Пойду проверю, как там за занавесом, — озабоченно сказал он.
— Я ж толковал тебе, что тут без дураков, — солидно заметил в седые усы сталевар, с кряхтением усаживаясь. — Поглядаем, что еще братеня твой выкинет.