Мёртвая зыбь
Шрифт:
— Здравствуйте, товарищ инструктор. И не подозревал, — ответил Званцев, кивком отвечая на молчаливое приветствие иностранца.
— Знакомьтесь. Комиссар международной ассоциации дельтапланеризма мистер Смайльс из Лондона, — представил спутника тренер Нади.
Молодой узбек бегло заговорил с ним по-английски.
— Ну, Надя, тебе везет. Мало того, что ты рекорд установила, ты еще и переводчика в песках нашла.
Англичанин торжественно подошел к Наде, снял шлем и сказав по-русски:
— Поздравляю, мисс Крылова. Рекорд есть, — и комиссар сначала потряс, потом, склонясь,
Званцев ревниво подумал: “Знал бы он кому руку целует! Самой Жанне д’Арк, изгнавшей его предков из Франции!”
Два шофера прилаживали дельтаплан рекордсменки на багажник вездехода, а героиня дня суетилась около них, чтобы не повредили ее “птичье крыло”.
Званцев с гордостью смотрел на свою “Надежанну”, на восхищенного ею ташкентского ученика профессора Протодьяконова, на крепыша-инструктора и галантного комиссара в пробковом шлеме, энтузиастов полета людей-птиц, и думал, что им, вместе с такими вот казаками-усачами спасти Землю от участи Аральского моря, поднять в пустыне трубы до неба, вызвать внутри них разностью жары песков и заоблачного холода ураганы, чтобы превратить их энергию в электрический ток.
И снова вспомнились ему пушкинские слова “Здравствуй, племя молодое, незнакомое”…
конец восьмой части
Часть девятая. БРАТ
Единственным считался братом.
Но оказался я неправ.
Помочь другим всегда был рад он.
И кто в беде — ему тот брат. Александр Казанцев
Глава первая. Прыжок
Ничто его не остановит.
Всегда стремится ввысь иль вглубь.
Безмерно рад задаче новой
И даже в сердце ввел иглу. Александр Казанцев
— Дядя Шура! Папа разбился, прыгая с парашютом, — панически говорила в телефон дочь Виктора Званцева Светлана. — Мне сообщили, что лежит в Коломенском, в больнице. — Я бросаю факультетское собрание, бегу на электричку, и мчусь туда.
Она была деканом факультета в Кооперативном институте под Москвой. Работала на кафедре иностранных языков, военная переводчица и старший лейтенант запаса, мать двух взрослых сыновей.
Александр вскочил в машину и поехал вместе с Таней разыскивать в Коломенском больницу.
Там оказались раньше Светы.
В палате в ряд стояло шесть коек. На второй от входа Александр увидел брата, лежащего на спине с задранной на растяжках ногой.
Тот виновато улыбнулся:
— Всего три прыжка осталось до нормы мастера парашютного спорта, а тут не повезло.
— Тебе мало мастера по классической борьбе?
— Я на ковре
— Я помню первый твой прыжок. При мне. В парке культуры, с парашютной вышки.
— Да, ты там в шахматы играл. Над ходом голову ломал. А я вот — ноги… — и он рассмеялся.
— Как это случилось, Виктор? — спросила Таня. — Вы говорите как-то не о том. Ты неудачно приземлился или неладно с парашютом?
— Нет, парашют здесь ни при чем. Правда, я раскрыл его не сразу. В затяжном хотел почувствовать себя… Ощущение птицы. Земля далеко под тобой. А ты — в полете. Наслаждение! Вам не понять. Попробовать надо.
— Нет, уж уволь! Я никогда бы Сашу не пустила. Да и тебе-то лет не мало. Пора кончать. Я со Светой и Валей поговорю…
— Ты меня не знаешь, Таня. В борьбе я ногу поломал, но не сошел с ковра. И парашют не брошу.
— О том особый разговор, — вмешался Александр. — Во всяком случае не здесь. Как у тебя получилось с приземлением?
— Отлично! — заверил Виктор.
Брат усмехнулся и выразительно взглянул на вытянутую ногу.
— Но приземлился я на крышу. Она покатая была. Я парашют собирать стал для нового прыжка. Сделал все, как надо. Хотел с ним по пожарной лестнице спуститься, но ее не было. Не мог я допустить, чтобы меня пожарная команда снимала с крыши. Ну, и прыгнул вместе с грузом. Без него, быть может, ногу не сломал бы. А сбросить вниз не то чтоб не подумал, — шелк поберег, — и он снова виновато улыбнулся. — А парашютный спорт совсем не виноват.
Вошла сестра и принесла обед.
— Вот кушать лежа, правда, неудобно. Прошу сестру суп в поильник наливать.
— Мы фруктов принесли тебе, — спохватилась Таня.
И тут вошла Светлана. Услышала последние слова:
— А я так торопилась, что ничего не захватила…. Мне сказали, ты разбился… Думала, сойду с ума. Как чувствуешь себя?
— Да вот с конька слез неудачно.
— С какого вдруг коня? Я думала, ты с парашютом…
— С конька крыши, куда он сел, — пояснил ей дядя Шура.
— Папа, ты дяде Шуре должен слово дать, что не прыгнешь больше с парашютом, — потребовала Света.
Виктор загадочно сказал:
— Я и сам хочу, — и, огорошив всех, добавил, — перейти на дельтаплан.
— Ну знаешь, Виктор. Мне привелось увидеть под Москвой такое… Не передать словами.
— Нет, ты уж, Александр, расскажи. Необычное люблю… Лежать-то скучно.
— Ты, может быть, сам слышал: в Чкаловском авиаклубе умелый летчик, генерал, решил пример дать молодым. И дельтаплан с земли поднять. Разогнаться на буксире на Киевском шоссе близ Бородина.
— Взлетел?
— Нет. Капотировал. Разбился. На моих глазах…
— А ты приехал на своей машине?
— Да, на ней.
— Сам за рулем сидел?
— Конечно. Таня править не умеет.
— А сколько ты аварий видел? И в госпитале побывал? А на машине все же ездишь?
— Я не стану с тобой спорить. О дельтаплане ты забудь.
— Правда, правда, дядя Шура! Пусть он вам слово даст.
— Я слово дам, если он меня научит, как летать без всяких аппаратов, — сказал Виктор с хитрецой.