Мертвецы сходят на берег
Шрифт:
– А я уже вам сказал: это пентакль. Не смей на него наступать!
– крикнул он Танкреду, который намеревался пересечь комнату, чтобы подойти к окну.
Тот послушно обогнул луч звезды и уселся на подоконник, поглядывая то в окно, то на нас. Я сел на стул у стены.
– Пентакль, - объяснил Карстен, - своего рода магическое укрепление, преграда на пути всевозможных злых сил, он обеспечивает защиту ото всех темных духов, от всякой нечисти, которой кишат параллельные или нижние миры. А точнее, почти ото всех. Это очень известный, хорошо проверенный, верный способ самозащиты. Маги и вообще оккультисты
– Значит, под защитой этих "стен" ты сможешь спокойно лежать в теплой постельке и изучать материал, в то время как вокруг будут толпиться пиратские капитаны, сатанинские пасторы и черные кошки?
Но ирония Танкреда совершенно не трогала нашего лектора. Он отвечал со спокойной уверенностью:
– Именно так. На это я и рассчитываю.
***
Моника явно меня избегала. Она, словно раковина, захлопнула свои створки, и я тщетно пытался в течении вечера хотя бы поймать ее взгляд. Впрочем, после визита Дорума она совсем притихла и, кажется, не общалась ни с кем, кроме Эббы.
Откровенно говоря, меня поразила наблюдательность Танкреда. Я никак не ожидал, что мои чувства заметны постороннему взгляду, а если уж Танкред мог читать во мне, словно по писанному, то Арне... Я старался внимательно присмотреться к нему, но ничего подозрительного не увидел, ровно ничего. Его отношение ко мне никак не изменилось. Во всяком случае, внешне.
Около десяти Эбба сказала, что устала и хочет спать. Моника тут же поднялась, и они отправились наверх. Мы вчетвером остались внизу. Пили виски.
После первой же порции в моем воображении вновь возникла Моника в белом мокром платье, на рваных сетях. В душе запела виолончель... Я встал и прошелся к камину и обратно. Надо было держать себя в руках. Алкоголь, как известно, обладает способностью отключать сдерживающие центры. А я не хотел распускаться: пока не пройдет моя очередь - моя ночная вахта в желтой комнате - нельзя начинать никаких объяснений.
Беседа не клеилась. Йерн скоро стал клевать носом. Наконец, он зевнул и произнес:
– Что-то я устал... Ужасно спать хочется! Пойду-ка я в коечку... Спокойной ночи всей честной компании... Да! Мне нужна ваша помощь.
Он вытащил из нагрудного кармана маленький конверт и осторожно достал из него что-то невидимое: как оказалось - три человеческих волоса. Затем из конверта было извлечено несколько полосок бумаги, с одной стороны на них был слой клея.
– Я попрошу вас, когда я запру дверь, сделать вот что: эти три волоса надо приклеить бумажками так, чтоб они как бы опечатали дверь снаружи. Один под другим, с промежутком в один сантиметр. Понятно?
Карстен в своих чудачествах становился смешон. Арне иронически усмехнулся, а я спросил:
– А это-то зачем?
– Не будь наивным, - ответил вместо него Танкред, - Элементарная магия. Ученые древнего Вавилона всегда опечатывали двери человеческими волосами, правда, Карстен? И что вам, в конце концов, не нравится? Мы сможем проверить, не удрал ли наш ученый друг
Короче, мы проводили Карстена наверх. Его так разбирал сон, что он с трудом разделся и рухнул в постель, как подкошенный, и когда мы закончили "опечатывать" дверь, из комнаты уже доносился громовой храп.
***
Той ночью меня опять мучил кошмарный сон. Сначала все было прекрасно, мне снилось, что мы с Моникой снова одни на острове. Была ночь, на море полный штиль, вода серебрилась и мерцала в ясном лунном свете. Мы сидели, обнявшись, и шептали друг другу разные слова. Я увидел у нее на шее маленький золотой медальон на цепочке. Я открыл медальон, надеясь найти там свой портрет, но там почему-то было изображение вставшей на дыбы лошади. Я спросил:
– Почему у тебя в медальоне лошадь? В глазах у нее появился испуг.
– Лошадь?
– недоуменно прошептала Моника. И вдруг раздалось громкое ржание, очень громкое, заполнившее собой все ночное пространство. Моника тоже ужасно закричала.
– Пауль! Смотри! Как это?! Она вцепилась в меня обеими руками и кричала во весь голос. Я обернулся и увидел за своей спиной Пале.
Его лицо в лунном свете блестело, как металлическое.
– Я не помешал?
– спросил он мягко, но голос его раздавался гулко, словно в пещере.
– Вы слышали лошадь? Необыкновенное нервное животное. Взгляните вон туда!
– И он указал на море. Там по яркой морской глади прямо на наш остров несло лошадиный труп. Морда коня с разинутой пастью торчала кверху, оскалив огромные зубы - отвратительное, ужасное зрелище!
– Вам не кажется, что они как-то связаны с самим сатаной?
– гулко и страшно звучал голос Пале.
– Почему в народных повериях у черта обязательно есть лошадиные копыта?..
Я проснулся. Зажег спичку и взглянул на часы: половина второго. Я попытался успокоиться и повернулся на другой бок. Но нет! Этот абсурдный сон вспоминался во всех деталях. Тогда я попробовал сосредоточиться и объяснить себе, что это было. Ясно, мне приснились обрывки того, что случилось в реальности за этот день, грубая мешанина кадров из кинопленки, безумный монтаж эпизодов, вырванных из естественного контекста и приправленных собственной фантазией. Кстати, я вспомнил: у Моники в самом деле был золотой медальон, маленький медальон на цепочке. Кажется, я целовал его - мои губы запомнили его лучше, чем глаза. Ну, и что, это значит?
Беспокойство не покидало меня. Я дышал тяжело и неровно. Окно было распахнуто, и в комнате, в общем-то, хватало воздуха. Но спать решительно не хотелось. Я встал, накинул халат, подошел к окну. Была тихая, звездная, очень спокойная и красивая ночь, кусты крыжовника под окном слегка шуршали, покачиваясь, как пожилые сплетницы.
И тут - как продолжение сна - послышалось конское ржание: резкий, звонкий, тревожный звук. "Вот, чертова скотина!" - мысленно выругался я. Конюшня была видна из моего окна, я хорошо видел ее дверь и стену с окошком - там не было ни души. Может, старой лошадке тоже снятся кошмары? Во всяком случае, я подумал, что весь мой сон мог накрутиться на этот реальный звук. Успокоенный, я вернулся в постель. Потом я уснул и проспал до утра без всяких сновидений.