Мертвецы сходят на берег
Шрифт:
– Желаю удачи в бою!
– Арне издевательски помахал ей рукой.
– Я горжусь тобой! Ты наш Святой Георгий! Насыпь этому дракону соли на хвост!
Последние слова он выкрикнул в открытую дверь. Эбба ушла и нам всем было неловко после этой нелепой сцены. За окном уныло постукивали капли дождя. Нет более удручающего зрелища, чем голые скалы под упорным осенним дождем. Природа - как простуженный больной; ей мокро и холодно, что-то кряхтит и кашляет в облаках, а по всем водостокам, монотонно сопя, льется и льется неудержимая, злая вода. А вот и чихание - порыв ветра швырнул брызги в стекло. Да, без сомнения, налицо
– Ну что, партию будем заканчивать?
– спросил Танкред.
Я покачал головой.
– Неохота.
Арне предложил разнообразия ради перекинуться в картишки. Мы уселись за стол и стали играть в нечто вроде бриджа. Время тянулось медленно. Танкред начал посматривать на часы.
– Что?
– бросил Арне - Думаешь, Эбба погибла в неравном бою?
– Думаю, она слишком задерживается. Полчаса туда, полчаса обратно, полчаса - там... А прошло уже около трех часов.
– А может, она решила переждать дождь?
– сказал я.
– Боюсь, в таком случае ей придется там заночевать. Не думаю, чтобы это входило в ее намерения. И непохоже, чтобы дождь собирался утихнуть.
– Вот увидишь, - уже миролюбиво заметил Арне, - это просто ее маленькая месть за твое исчезновение сегодня утром.
Прошло еще минут двадцать. Теперь забеспокоилась Моника. Она нервно теребила свой медальон.
– Нет, как хотите, а мне это совершенно не нравится. Там что-то случилось. Кто может знать, что придет в голову этому ненормальному?
Танкред бросил карты и резко поднялся. С его лица словно маску сорвали, и я вдруг понял, какого труда ему стоило тут сидеть, сохраняя напускное спокойствие.
– Она могла попросту перепутать тропинку и заблудиться, - тихо сказал он и отправился в прихожую.
– Вы оставайтесь, а я пойду.
– Танкред, уж от тебя-то я не ожидал!
– Арне опять кривовато усмехался. Нет, это просто театр! Комедия! Наши мужья бегают из дома в дом за своими быстроногими женушками. Думаешь, Пале сейчас покушается на ее нравственность?
– Могу сказать тебе, что я думаю. Я думаю, что мне не нравится его физиономия, - сухо отрезал Танкред, надевая плащ.
– Я с тобой!
– сказал я, вставая. Моника тоже заторопилась:
– И я с вами, Пауль.
– Догоняйте!
– уходя, бросил нам Танкред.
Не глядя на Арне, мы пошли одеваться, но он решил последовать за нами:
– Я тоже, конечно, пойду, хотя, по-моему, это и глупо... Вот тебе сапоги, Пауль. А что же нам придумать для Моники?
– Не надо ничего придумывать. Я пойду в своих туфлях.
– Кончайте препираться, - рявкнул я, и в этот миг дверь опять распахнулась. На пороге стояли супруги Каппелен-Йенсен: Танкред со встревоженным, бледным лицом прижимал к себе Эббу. В первое мгновение мне показалось, что ее личико мокро от дождя, но нет: Боже мой, Эбба плакала! Крошечный вздернутый носик покраснел, румяные пухлые губы были поджаты, бойкие серые глазки спрятались и источали потоки слез.
– Что случилось?
– в один голос завопили мы с Арне. Моника молча принялась снимать с Эббы мокрый плащ. Та не противилась, только не отвечала и ни за что не хотела отпустить руку мужа.
– Не дергайте нас, - сказал Танкред.
– Моника, приготовь пожалуйста, горячую ванну.
***
Около часа
– Жалко, что Карстена нет, - сказала Эбба, попивая коктейль.
– Я сейчас вам такое расскажу!.. Ему было бы тоже интересно...
– Не слишком увлекайся алкоголем!
– с добродушной улыбкой заметил Танкред.
– Не то ты сейчас такое наговоришь, что мы не поймем, где кончается правда и начинается полет фантазии.
– Ну, давай, дорогая, рассказывай!
– произнес Арне.
– Мы тут все переволновались, а я уж, грешным делом, подумал, что Пале тебя насилует.
– Самое смешное, что ты не так уж далек от истины!
– весело заявила Эбба.
– Но я буду рассказывать по порядку, а вы не перебивайте. Значит, дело было так...
Я подошла к дому около трех. И честно говоря, пока я шла, мое боевое настроение почти улетучилось. Просто смешно, настолько отрезвляет обыкновенная прогулка под холодным дождем! "Так Трусами нас делает раздумье", - сказал Гамлет, и я с ним согласна. Если бы я не боялась ваших насмешек, то просто вернулась бы домой. Но самолюбие - о! И поэтому я взяла себя в руки и постучала.
Дверь открыл Пале. Я подумала: ну, держись! Надулась, напыжилась и промаршировала в дом, словно инспектор полиции. И сообщаю: мне нужно поговорить с Лиззи. А он со своей мерзкой улыбочкой отвечает: она больна и ей, дескать, нужно пару дней полежать в постели, и лучше бы поберечь ее сейчас от серьезных разговоров, поскольку она нуждается в покое и отдыхе... Старая свинья! Начинает мне, короче, пудрить мозги. И тут я взрываюсь и выкладываю ему в соответствующих выражениях все, что я о нем думаю. Я сообщаю ему, что это неслыханная наглость - вот так прийти и увести человека из дома, куда он сам пришел за помощью! Говорю, что он самый настоящий садист, что он не имеет никакого права так измываться над молодой, слабой женщиной, которая ему в дочки годится и которая ему даже не жена - ни перед Богом, ни перед людьми. И если он думает, что с человеком можно обращаться, как с подопытным кроликом, то он глубоко заблуждается! И что я не уйду из этого дома без Лиззи.
И что вы думаете? Все это он, разумеется, пропускает мимо ушей. Как о стену горох! Он улыбается еще слаще прежнего и говорит: "Милая фру Каппелен-Йенсен! Боюсь, вы не вполне разобрались в ситуации. У Лиззи было не очень счастливое детство, и вот, как издержки дурного воспитания - девушка выросла очень нервозной, с крайне неустойчивой психикой (это он мне-то, психологу, говорит!) и она страдает некоторыми навязчивыми идеями, и сегодня, по всей вероятности, с ней случился такой срыв, но если вы, милая фру, непременно желаете с ней переговорить, то ради Бога!" И пусть, дескать, Лиззи сама разъяснит мне, что это всего лишь недоразумение. И он, представьте, отвел меня к Лиззи в спальню и оставил там с ней наедине. И даже не подслушивал за дверью, я в этом лично убедилась...