Мертвые из Верхнего Лога
Шрифт:
Она оборачивалась богиней, опасной и притягательной.
В тот вечер, однако, никто не мог оценить волшебного преображения, полюбоваться восхитительной фурией, которая быстро шла через пролесок в сторону станции, нервно поправляя объемистую кожаную сумку на плече.
В сумке лежали платья — одно из мятого сиреневого шелка (сама Виктория цинично называла его посткоитальным, потому что оно особенно сочеталось с выражением переслащенной сытости на лице) и другое — расшитое декоративными каменьями и бисером, переливающееся, которое смотрелось бы вульгарно на ком угодно, но не на той вамп, какой была она.
В сумке лежали массажное масло с ароматом
В сумке лежала бутылка красного чилийского вина — темного, как кровь сказочного дракона.
В общем, в сумке имелось все, чтобы свести с ума любого мужчину.
И что в итоге?
Мужчина оказался холоден, как статуя Давида из пушкинского музея («И член у него такой же маленький!» — не без злорадства думала разозленная прекрасная Виктория). Мужчина вел себя так, словно одно ее присутствие было раздражителем всех его нервных рецепторов, — морщил рот, как от зубной боли, подергивал ступней, поджимал губы, как вредная старуха-язвенница. Марк грубил в ответ на любое ее невинное замечание — и когда она пыталась высказать суждение о том, что Том Уэйтс всю жизнь повторял сам себя, и когда светски отмечала, что погода нынче хороша.
Вообще-то, все пошло не так с самого начала — с того момента, как они сели в авто. У Виктории было звериное чутье, и она сразу, стоило Марку сказать «привет» и прикоснуться сухими губами к ее щеке, почувствовала, что между ними появилась трещина, — как в фантастическом кино, когда под ногами лопается земля и герой с героиней, оказавшись на разных берегах, тщетно тянут друг к другу руки.
Чертовски обидно!
Нет, Виктория не была влюблена.
Нет, она не тешила себя иллюзией, что является для Марка «женщиной жизни».
Но ей казалось, что они составляют радующую глаз пару. Они были похожи на обитателей рекламного ролика, придуманного маркетологическим отделом крупной западной компании, — оба высокие, статные, с белозубыми улыбками и ясным, направленным в будущее взглядом. Кстати, и взгляд на будущее у них тоже был одинаковым — оба предпочитали притворяться мотыльками-однодневками и с монашеской наивностью переживать каждый предложенный мирозданием момент, не строя четких планов. С той только разницей, что Марк крепко стоял на ногах — владел двумя квартирами (в одной жил, другую благополучно сдавал), небольшим, но приносящим неплохой доход бизнесом и счетом в банке. Виктория же была бедна — ей уже двадцать девять, но единственным ее капиталом оставалась, как и в восемнадцать, красота. Конечно, красота многого стоила — ведь она была не растиражированной, а уникальной, редчайшей ювелирной огранки.
Все шло хорошо.
И вдруг этот идиотский пикник.
И эта идиотская деревня.
И Марк, который вдруг стал совсем чужим.
Зачем-то они остались ночевать в доме сумасшедшей сплетницы, которая сначала продала им трехлитровую банку домашнего вина, а потом напросилась в гости на рюмочку, да всю банку сама и вылакала. Захмелела так, что Марку пришлось на руках тащить ее в постель.
Кровать же, которая досталась им, оказалась не ложем для отдыха, а камерой пыток — была такой старой, что начинка ее местами сгнила, а местами скомкалась, от чего поверхность стала бугристой, как минное поле. Всю ночь Вика вертелась, а утром проснулась уставшей и с ноющей спиной.
— Ну что, возвращаемся? — нарочито весело спросила она. Ссориться не хотелось.
Но Марк, пряча глаза, сначала
О, как она кричала!
«Мы могли бы поехать в Париж! Как ты мог взять отпуск, не посоветовавшись со мною?! Я хочу вернуться в Москву! Немедленно!»
Марку как-то удалось ее успокоить. Он прижал ее к себе и зажал рот ладонью. А потом развернул к подоконнику, задрал юбку и любил ее так, как ей нравилось — грубо, как первобытный самец. Виктория сочла качественный оргазм достаточным основанием, чтобы потерпеть еще одну ночь. А затем и еще одну. Но Марк продолжал вести себя странно. Днем они практически не общались. Он рано вставал и уходил куда-то. И спустя какое-то время для нее уже не было секретом, что Марк расспрашивает всех подряд о какой-то рыжей Вере.
Этого самолюбие Вики вынести уже не могло, хоть трижды зажми ей ладонью рот.
Виктория собрала сумку, с пафосом второсортной актрисы объявила, что с нее довольно и она возвращается в город, и, несколько удивившись, что Марк не пытается ей воспрепятствовать, действительно пошла в сторону железнодорожной станции. Дорогу ей указала Марья, хозяйка дома.
Идти надо было через лес.
Виктория шла напролом, ломая ветки, раздвигая высокую траву руками, хотя совсем рядом змеилась удобная тропинка. Но душа ее требовала страсти — хоть в какой-нибудь из ее многообразных форм.
Она даже не сразу услышала, как кто-то окликнул ее:
— Красавица! Подожди, спросить хочу!
А когда услышала, остановилась удивленно. Оказывается, за ней по пятам шли две женщины в простых деревенских платьях.
— Да? — надменно приподняла красиво выщипанную бровь Виктория.
— Заплутали мы, — улыбнулась одна из незнакомок, зеленоглазая. — Не подскажешь, как к Верхнему Логу пройти?
И Виктория была вынуждена пуститься в объяснения — в самом деле, не бросать же заблудившихся в лесу. А женщины подошли чуть ближе, и в какой-то момент Вика с удивлением увидела, что в руках одной из них какая-то тряпка, похожая на наволочку.
Рука с тряпкой резко взметнулась к ее лицу, она почувствовала запах, сладкий и резкий, и ноги ее подкосились, а в глазах взорвалась тысяча красноватых солнц.
Виктория упала на траву, раскинув руки так, как будто собиралась взлететь.
Ночью — Даша видела из окна — привели девушку.
Девушка была красива, но выглядела потерянной, и одурманенность придавала ее милому круглому лицу чуть глуповатый вид. Ее огромные, как у лемура, глаза смотрели на желтоватый шар полной луны как на восьмое чудо света. Создавалось впечатление, что луна разговаривает с красавицей — четко очерченные полные губы девушки подрагивали в неуверенной удивленной улыбке. Оставалось догадываться, как она вообще ухитрилась попасть в поле внимания и интереса Лады, которая разве что не с урчанием предвкушающего сметану кота ласково вела ее под руку. Где ее поймали, почему девушка гуляла ночью одна? Может быть, и в ее дом приходили те, мертвые, и она убегала от них, как Даша?