Мертвые из Верхнего Лога
Шрифт:
Хунсаг не раз слышал эту историю от разных людей, из коих некоторых отчасти считал своими учителями. Он знал, что люди те никогда не стали бы пересказывать пустые сплетни. Значит, старуха та и правда нашла способ поднять мертвеца.
О, как много он отдал бы, чтобы узнать, как ей такое удалось!
Страх мертвого тела — один из древнейших человеческих страхов. Если бы ему удалось подчинить себе войско мертвецов, те охраняли бы его Идеальный Город и его Идеальный Мир. Хунсагу все время приходилось волноваться, что лесное поселение найдут — лесник, грибники, да мало ли кто. Иногда и находили — и больше не покидали стен поселка. Но если бы кому-то
Конечно, он пробовал.
Ничего не получилось.
Хунсаг пытался обратиться к духам, предположив, что мертвеца можно каким-либо образом снабдить чужой энергией. О подобном он читал у Блаватской:
«…Недалеко от Исламабада мы познакомились с ламаистами, нанесли визит, установили дружеские отношения… У бедной женщины в соседнем поселке был взят трех-четырехмесячный ребенок. Ребенка положили на пол, под одеяло, начали медитировать, и единственным звуком был плач ребенка. Потом его движения прекратились. Казалось, его маленькое тельце окоченело. Внезапно мы увидели, что ребенок как бы какой-то силой был приведен в сидячее положение. Еще несколько рывков, и четырехмесячный ребенок, как автомат, которым движут невидимые ниточки, встал на ноги. Младенец стоял перед нами, прямо и неподвижно, как взрослый. Это удивительное существо приблизилось на два шага и начало на тибетском языке произносить слова, которые принято говорить при воплощении Будды. Не было никакого обмана, чревовещания. Губы младенца шевелились, а его глаза, казалось, искали душу. Потом младенец снова стал плачущим ребенком…»
Хунсагу приходилось изучать западную магию у одного замкнутого британского мизантропа. Тот работал с семьюдесятью двумя духами, перечисленными в соломоновой «Гоэтии». Ничего не получилось.
— Да, бабушка присутствовала при такой церемонии в Африке, — зевнув, сказала Софья так, словно речь шла о чем-то будничном и привычном. — Колдун оживил мертвеца, и тот принялся ползать по хижине.
— Ползать? — вскинул брови Хунсаг.
— Ну да. Там была какая-то межплеменная разборка, и одному юноше, перед тем как его убить, обе ноги автоматной очередью прострелили. Ходить он не мог. Вот его и оживили.
— И… что потом?
— Кажется, уполз в джунгли.
Хунсагу стало прохладно. Он отодвинул чашку с остывшим шоколадом, поднялся, подобрал с пола свою скомканную одежду. Потом подобрал и шаль Софьи, накинул ей на плечи.
Ее лицо было таким безмятежным. Хунсаг вглядывался в ее черты и никак не мог рассмотреть за этим иконописным покоем ту дьяволицу, которая еще час назад каталась с ним по полу, запрокидывала голову, кусая губы. Теперь девушка казалась воплощением света.
— Пора тебе, — вдруг не глядя на него, сказала Софья.
— Что? — изумился Хунсаг. — Я думал, мы…
— Мне тоже так в какой-то момент показалось. — Софья грустно улыбнулась и плотнее запахнула на груди шаль. — Но после того, как ты рассказал все… Не по пути нам с тобой, Хунсаг.
Его губы скривились.
— Хочешь сказать, ты меня осуждаешь?
— Не думаю, что я имею право хоть кого-то осуждать, — нахмурившись, покачала головой девушка. — И в словах твоих есть близкие мне идеи… Я тоже считаю, что человечество добровольно идет к гибели. И тоже считаю, что спасти его может только появление новой расы.
— Что же тебя в таком случае смущает?
— Понимаешь… Ты решил, что проще уничтожить тех, кто недостоин, и оставить только тех, в ком есть сила, мощь и желание идти вперед. Мы же с бабушкой всегда думали, что Вселенная хоть и состоит из разных организмов, клеток, но все же является единым целым. Как человеческое тело. Сколько в нем клеточек, сколько органов, и каждый работает сам по себе, выполняя собственную функцию. И все-таки мы не наделяем печень или желчный пузырь самостью. Так и люди. Все люди, по сути, одно и то же. И путь к спасению — осознание этого равенства. Если каждый человек сможет осознать, мы все будем спасены.
— Бред! — воскликнул Хунсаг.
Но Софья, казалось, его не слушала.
— Самоотрицание — вот путь к спасению, — продолжила она. — Но парадокс в том, что самоотрицание невозможно без предварительного самоутверждения. Для того чтобы отказаться от своей исключительной воли, нужно сначала иметь ее. А с этим — проблема. Нет у современного человека ни воли, ни желания ее развивать. Ну, то есть у большинства людей. Современное сознание признает за человеком божественные права, но не дает ему ни божественных сил, ни божественного содержания.
— Но ты же сама сказала, что есть люди, наделенные божественной силой.
— Но не божественным содержанием, — повторила она. — Вот, например, ты. Сила в тебе мощная и чистая. Но ты не понимаешь даже основ. Не понимаешь самого главного.
— И что же, по-твоему, главное?
— Конечно любовь, — с уверенностью ответила Софья.
— Любовь… — поморщился Хунсаг. — Любовь — всего лишь одухотворение чувственности.
— Пошлость и ерунда. — Софья нервно заправила за ухо выбившуюся прядь. — Понимаешь, смысл заповеди «возлюби ближнего своего как самого себя» вовсе не означает жертвенности, как многие считают. Возлюбить ближнего как самого себя — значит постичь, что все люди — единый организм и «я» у всех общее. Некоторые люди разбрасываются словом «люблю», но они ошибочно почитают за любовь болезненную привязанность к тем, кого считают «своими». А на самом деле, Хунсаг, нет деления на «своих» и «чужих». И как только это будет всеми понято, остановятся все распри — от войн до кухонных недомолвок. Тогда и появится новая раса. Сверхчеловек — вовсе не тот, кто умеет взглядом сбросить со стола стакан.
Хунсаг молчал в замешательстве.
Софья была так красива… Он мог попробовать внушить ей, чтобы она последовала за ним. Но что-то подсказывало ему: Софья достаточно сильна и не подчинится его воле.
— Уходи, — сказала девушка. Потом тихо добавила: — Пожалуйста.
И он ушел, все-таки позволив себе на прощание стыдный сентиментальный жест — поцеловать ее в пахнущую отваром ромашки и крапивы макушку. Ушел, но уже от двери услышал, как Софья тихо произнесла в его удаляющую спину:
— «Тогда волк будет жить вместе с агнцем, и барс будет лежать вместе с козлищем, и телец, и лев молодой, и бык будут вместе ходить, и дите малое будет водить их. И будет играть младенец над норою аспида…»
Глава 8
Виктория была одной из тех немногих людей, кого украшает злость. Казалось, ее прекрасное лицо создано именно для злости — для того, чтобы качественно выражать ее нюансы и полутона: зависть, высокомерие, гнев. Когда Вика злилась, в ее зеленых глазах появлялась особенная глубина, ее высокие скулы будто бы становились еще более острыми, чем на самом деле, темные губы словно набухали и превращались в ядовитый болотный цветок.