Мертвые мухи зла

Рябов Гелий Трофимович

– В том-то и дело - нет!
– Отчим горд тем, что выступает просветителем.
– Понимаете - если кадры ошиблись, хотя бы чуть-чуть, сотрудник вроде бы и есть, работает, а на самом деле его нет! Тем более если пьет, скандалит в семье. Качества тогда нет.
– Смотрит на меня. Сергей... Ты по какой линии хотел бы трудиться?

"Линией" у них называется главное направление деятельности: разведка, контрразведка, техническое обслуживание, а внутри подразделения - всякие тонкости. Есть еще 1-й Спецотдел, так называемые "учеты", собрание сведений о каждом, кто хоть один раз попал в поле зрения НКВД. Впрочем, знания мои отрывочны, в них нет системы, просто

я всегда держал ушки на макушке, выхватывая из пустых вроде бы разговоров за столом, во время отдыха, на прогулках нужную информацию. Мне интересно было, любопытно. Однажды приятель отца, нисколько не стесняясь моим присутствием (подумаешь, мальчик), обронил: "Это мы получили по линии "ПК". Позже я спросил у отца: "Что такое ПК?" Папа смутился и сказал, что дети не должны слушать разговоры взрослых. Прошли годы, но я запомнил, и когда на уроке истории возникла тема падения царского режима - мне в руки попали книги с аналогичным названием. Разбирая завалы на антресоли, я нашел семитомник, аккуратно перевязанный ленточкой. Ульяна? Неужели она стремилась понять причины крушения прежнего строя? Или искала на этих пожелтевших страницах вчерашний день?

Книги эти открыли бездну. Я узнал, как работали охранные отделения. Я прочитал о том, что охранка вначале "ставила" типографию для революционных изданий, а потом сама же ее и "ликвидировала", сообщая "наверх", что работа по выявлению и уничтожению революционного подполья идет "полным ходом". Я много всякой грязи узнал. Главное: охрана боролась с революцией методами и способами едва ли еще не более грязными, нежели применяли сами революционеры. Это стало откровением, я задумался. И наконец на странице 293 (потом и других) в томе третьем (и прочих - уже позже) я и прочитал и домыслил - что же такое "ПК". Перлюстрация, негласное изучение писем и прочей корреспонденции. Что ж... Проклятый царский режим крал чужие письма и изучал их, чтобы вовремя обнаружить опасность. Бог с ним. Но ведь оказывается, что и наши строители вселенского рая делают то же самое? Невероятно...

Звонок телефона, Циля кричит, чтобы я подошел. Голос дрожит и глохнет на другом конце провода, я вижу, как прыгают губы у отчаянно испуганной Тани. "Сережа, приезжай, я на Конногвардейском, стою у окна, а там внизу девица и парень. Дом 6, квартира 8. Только на бульвар не ходи. С Галерной, через Замятин, там увидишь вход во двор. И два черных хода. Слева - наш, третий этаж, ты постучи".

Мама возмущена: "Единственный раз в году ты не в состоянии..." - "У меня серьезное дело... Не сердись". Но я вряд ли ее убедил. Отчим укоризненно качает головой: "Нет, ты определенно странный. Там, что же, не могут час-другой обождать?" - "Нет", - и я лечу с лестницы, прыгая через две ступеньки. По улицам мчусь, сломя голову. Меня гонит ощущение приблизившейся вплотную опасности. Бедная Таня... Перепуганная до смерти девочка...

...А Александровский сад красив в своем облетающем осеннем убранстве, сквозь сплетение веток таинственно проступает Адмиралтейство, открывается на другой стороне Невы Васильевский. Красивый город, из сна...

Галерная; вот и Замятин, вход во двор, черная дверь, выщербленная лестница, третий этаж...

Открывает пожилая женщина в голубом платье, она зябко кутается в цветастую шаль.

– Вы Сергей? А я - Серафима Петровна. Таня ждет...
– Пропускает меня, слышу, как лязгает крюк за спиной. Таня у окна робко придерживает тяжелую штору.

– Вот, посмотри...

Девочка по облику, но как обманчива внешность. Это молодая женщина: манеры,

движение, поворот головы... Откуда это в ней?

Смотрю в окно. Ну... Да. Конечно. Федорчук делает мне ручкой. Кузовлева, поставив кулак на кулак, демонстрирует, как откручивают голову.

– Что делать, Сережа?
– Таня волнуется, с трудом подавляет дрожь.

– Успокойся... Они ничего тебе не сделают.

– Я беспокоюсь не о себе. Я - как Лена. От земли быша и в землю отыдеши.

Значит, обо мне? Вот это да-а... Я смущен.

– Я знаю: они ненавидят тебя. Много ли сегодня надо, чтобы человек исчез?
– печально произносит Таня.

Хозяйка квартиры тактичный человек. Слышно, как она позвякивает посудой на кухне.

– Ты предлагаешь их убить? Заранее? Чтобы уж наверняка, никаких ошибок?

Мой пассаж встречен без усмешки:

– Спустись к ним. Пригласи: пусть скажут - что не так. За что. Почему.

Не девочка это произносит. Взрослая... Мне становится не по себе.

Цирлих и Манирлих пританцовывают на краю газона. Здесь ветрено, оба одеты легко. Подхожу.

– Кого пасете? Чье задание? Попрошу за мной, - направляюсь к парадному, они так обалдели, что плетутся следом, словно два утенка за мамкой. Молча поднимаемся на этаж, двери распахнуты, здесь Кузовлеву одолевает сомнение:

– А куда он нас ведет? Может, здесь гнездо каэров1 или СВЭ2? Догадываюсь: употребляя понятия, принятые в НКВД, хочет подчеркнуть свою связь с органами - так, на всякий случай.

– Заходите, вам ничего не грозит...
– Они жмутся по стенке, наконец входим в столовую. Таня и ее тетка чинно сидят за круглым столом.

– Чаю хотите?
– Серафима Петровна смотрит улыбчиво, ее ничто не беспокоит, внешне - во всяком случае.
– Соглашайтесь. За чаем - разговор легче пойдет.

Они садятся, переглядываются, все еще не пришли в себя. Таня уходит: "Я поставлю чайник".

– Давно следите?
– В моем голосе ничем не прикрытая насмешка.

– Давно, - злобно отзывается Кузовлева.
– Мы также знаем, что ты, эта твоя Таня и вы...
– смотрит на Серафиму.
– Так уж получается - подпольный центр белогвардейщины.

– Девочка милая...
– укоризненно качает головой хозяйка.
– Меня зовут Серафима Петровна. Ты, я знаю - Зоя. А ты - Федорчук Геннадий. Вот и познакомились.

– Мы не знакомиться пришли, - бросает уверенно Федорчук (Лаврентий Павлович, никак не меньше. Сволочь...) - Мы пришли поставить точку и вызвать НКВД.

– Ну, НКВД еще рано...
– улыбается Серафима Петровна.
– Впрочем, вы хоть посвятите - за что? Не так обидно будет...

Кузовлева надувается, как шарик с майского праздника. Нервно, ненавистно выплевывает слова, и я вдруг понимаю, что даже по нынешним, как бы уже упрощенным, против недавних, временам того, что она говорит - ну, если и не достаточно, то уж во всяком случае - много.

Из сказанного следует: семья Лены - не семья вовсе, а случайные люди, которые пригрели Лену, чтобы использовать в своих контрреволюционных целях. Эти "родители" успели скрыться, Лену же удалось задержать. Однако в спешке были забыты крайне важные вражеские документы, и Лена, не имея опоры ни в ком, кроме потенциального врага Дерябина, сумела передать последнему пакет с этими документами. Для передачи была привлечена девочка и вовсе не из "того же самого дома, где жила Лена" - как показал на следствии Дерябин, а курьер организации, используемый втемную, по образу и подобию детей-героев времен Гражданской. Вот, теперь группа розыска в лице означенных: Кузовлевой и Федорчука "вышли" на еще "одно лицо".