Мертвые мухи зла

Рябов Гелий Трофимович

– Меня зовут Никодимов. По имени - не люблю. В совтрестах, где я работаю или работал, - не важно, принято по-советски... А вы?

– Константинов. Наша прелестница сейчас нужна? Я в том смысле, что для милых дамских ушек разговор как бы скучный... Ежели сочтете - перескажете. Как, душечка?

– Ладно, понимаю, - отозвалась Титкина и, грузно оторвав зад от кресла, выплыла из комнаты.

– Разумно, - согласился Никодимов.
– Одно дело - мелочь, тут ничего, а у вас, как я понимаю, о больших деньгах

речь пойдет?

– Огромных, - кивнул. Тянуть не было смысла. Пристроившийся к советвласти мерзавец. Наверняка сластолюбец. Все сластолюбцы патологические трусы. Начнем...

– А что, Никодимов, у вас, поди, и мечта есть? Я имею в виду денежная? Вы не стесняйтесь, я имею сделать вам рационализаторское предложение, поверьте, - и во сне не приснится!

Никодимов перестал улыбаться, лицо его обрело выражение задумчивой мечтательности. Так, наверное, выглядит человек, когда полагает, что попал в рай.

– А что... с меня?

– Разговор деловой?

– А то...

– Вы не назвали сумму.

– Сто тысяч обеспечат мне старость и радость.

– Я даю двести. Задача...
– помедлил, чувствуя, как у Никодимова засочилась слюна, наполняя вязко рот.
– Вы знакомы со служащим в Кремле человеком. Кто он?

– Васькин? Да вы сбрендили! О Кремле лучше забыть, а то неровен час, понимаете? А как подслушают?

– В этом кабинете не подслушают. Этим кабинетом только милиция интересуется, а у нее прослушки нет. Не положено по должности. Итак?

– И вы за такую...
– вырвалось крайне неприличное слово.
– Отдадите названную сумму?

– Возьмите...
– протянул деньги.
– Только мы - люди деловые. Пишите расписку...
– Рядом с увесистой пачкой лег блокнот и "паркер".

Никодимов схватил пачку, попытался засунуть в карман пиджака, не получилось: деньги выперло совершенно неприличным бугром.

– Разделите на четыре части, - посоветовал Званцев, - и - по четырем разным карманам. Пишите: "Я, Никодимов, имя-отчество, место и год рождения, номер паспорта, где, кем и когда выдан, место службы, номер служебного документа, кем и когда подписан, получил от Колычева..."

– Вы же назвались Константиновым?
– выпучил глаза коротышка.

– Назвался - это одно. А денежный документ - совсем другое. Вы ведь тоже по-разному пишете в накладных и прочих? Продолжайте. "...получил от Колычева С.С.
– я Сергей Сергеевич - двести тысяч рублей ассигнациями Государственного банка". Никаких казначейских билетов! Это для нас с вами мелко и ничтожно! Написали? Учтите, деньги уже у вас.

– Но... я их... еще не считал?
– пролепетал Никодимов.

– Считайте, я не против...

– Я вам верю. Вот, возьмите. Зачем вам этот Васькин? Он всего ничего уборщик на складах, в подвалах и прочая ерунда. Ну, зачем?

–

Кто он... в прошлом?

Никодимов рассказывал долго. Получалось так, что Званцев на этот раз не угадал. Елисей Васькин был самого что ни на есть пролетарского происхождения, трудился раньше на заводе Гужона, слесарем, потом появился зятек из охраны Кремля и устроил тестя чистить подвалы метлой. Что касается зятя - стройный, подтянутый, не пьет, не курит, комсомолец и секретарь ячейки, правильный парень...

– Что тебя связывает с Васькиным?
– усмешливо повел глазами.
– Вы ведь не воруете вместе? Для воровства другие люди нужны?

– Ну, вы уж так, сразу... Я Васькина знаю лет десять... Познакомились в пивной. Он... у него денег не хватило, чтобы за пиво, значит... Я добавил...

Глаза собеседника блудливо забегали, Званцев понял, что надо нажать.

– Не темни, гондон... Двести тысяч - таких денег и у Сталина нету. Ты в этой пивной человека убил, а Васькин тебя прикрыл, уволок, спас. Телись...

– Знаете, значит...
– нервно заерзал пальцами по скатерти.
– Только наоборот. Там все были пьяные. Васькин в драке резанул одного, а мне ни к чему. В свидетели, то-се...

– Значит, не в пивной познакомились? Где?

– В 17-м, бои здесь, в Москве, шли... Мы... как бы барахло... собирали. С убитых. В квартирах... Там и встретились. Ну, схватились. Васькин тогда крепкий был, зуб мне выбил...
– Поднял верхнюю губу, показал золотой зуб.
– Сколько лет вставить не мог... Ладно. Не знаю - чего вам от него надо, но - приведу.

– И никто: зять, б... и прочие ничего не должны знать. Меня с ним познакомишь завтра, здесь же, в это самое время. И еще раз напомню: денежки - не просто большие - огромные. Так что помалкивай, ладно? Анисье найдешь, что сказать...

Никодимов затравленно кивнул.

На "хазе" (откуда выплыло словечко, зачем? Это Званцев вряд ли и объяснил бы. Так... Возникла ассоциация) все было тихо, хозяин открыл, сообщил с усмешечкой:

– Я вот борщ хохляцкий пытаюсь соорудить. Вы как?

– Едал, отменная штука...
– Разделся, вымыл руки, зашел на кухню. Евлампий крошил свеклу. Гора капусты белела в фарфоровой миске.

– Хотите научиться?

– Куда мне...
– вздохнул.
– Талант нужен. У меня к вам просьба...

Договорились, что завтра первым войдет в ресторан, заранее, минут за пятнадцать, Евлампий Тихонович и окинет место действия профессиональным взглядом. Потом потребуется проводить кремлевского служащего Васькина до квартиры, выяснить: с кем живет и действительно ли зять Васькина из охраны Кремля. Это самое простое: форма преторианцев и внешне слегка отличается, и особенно - качеством. Сапоги - офицерские. Или, как они здесь говорят, "командирские".