Мертвые не разговаривают

Субботин Максим Владимирович

— Ты? — вопрос был обращен к Алене.

Спрашивал худощавый мужик с длинными усами, свисающими парой понурых плетей.

— Да.

— Ну, девка… – покачала головой усатый. — В себе ли?

В ответ лишь безмолвное пожимание плечами.

— Что случилось? — спросил Андрей. Странное поведение аборигенов настораживало.

— Ты проходи, мил человек, — чуть кивнул часовой. — Тебе мы рады. А вот с ней разговор будет особый.

— Я чего-то не знаю?

Со стороны домов к стоящим возле ворот спешили двое. Один – с копьем в руке. Второй – торопливо запахивающий стеганку.

Староста?

— Слава Господу, — всплеснул руками Степан Михайлович. — Уберег. Как сходил?

— С толком. Решение есть, — сказала Андрей.

— Ну и славно. Что требуется?

— Для начала – собрать людей. Всех. Взрослых. В особенности тех, кто застал трагедию в Водино.

— Сейчас? — нахмурился староста.

— Да.

— Собрать всех – только если здесь, во дворе. И недолго. Иначе…

— Да–да – опасно. Помню.

Староста повернулся к сопровождавшему его человеку.

— Давай, Митя. Тащи всех из кроватей. Да поскорее.

— И огня можно? — спросил Андрей. — Темно здесь.

Степан Михайлович кивнул, потом посмотрел на Алену. Та быстро отвела взгляд, уставилась себе под ноги.

— Очень глупо, — вздохнул староста. — Хотя, чего-то подобного я от тебя ожидал.

Девушка продолжала молчать.

— В холодную. На хлеб и воду.

Усатый часовой взял Алену под локоть.

— Идем.

Девушка повиновалась.

— Стоп, стоп! — Андрей поднял руки. — Я, наверное, лезу не в свое дело, но все-таки кто-нибудь мне объяснит? Что здесь творится?! Аленка помогла мне. Без нее я бы до сих пор блуждал по лесу.

— Это наши дела, не стоит тебе вмешиваться, — явно сдерживая раздражение, проговорил староста.

— Ты обещал, — сказала Алена.

— Что?

— Обещал не спорить.

— Подожди… Ты одна пошла в лес. Так? И в этом проблема?

— Повторяю – это наши дела, — лицо Степана Михайловича окаменело. — Закон есть закон. Это не блажь. Каждая его строка написана кровью. Нашей кровью.

— Но только благодаря ей я здесь! — Логика старосты в голове Андрея не желала укладываться. Он обязан Аленке если не жизнью, то нервами и кучей времени, которое теперь сможет использоваться для дела. Во благо не только себя или Насти с Вячем, но и самого старосты и всей деревни. Что за идиотизм упираться теперь, когда через час все может измениться?! Весь этот замкнутый мирок может исчезнуть.

— Ты обещал! — с надрывом произнесла девушка. — Пожалуйста. Не надо.

— Все знала заранее? — Только теперь Андрей осознал это. Неужели он настолько предсказуем?

— Увести, — мотнул головой староста.

Впрочем, его приказа и не требовалось. Девушка сама развернулась, намереваясь идти.

На улице начали скапливаться жители деревни. Люди тихо переговаривались, зевали. В руках несли факелы. Некоторые уже горели, другие зажигали на улице.

А так ли им всем нужен тот мир, за непроницаемым барьером?

Подобная мысль пришла на ум Андрею впервые.

Так ли они жаждут покинуть свой привычный мирок? Небольшой, со своими опасностями, но такой привычный.

Уверенности в этом почему-то нет. Это ему, гостю из иной реальности, кажется, что жить здесь невыносимо.

Это он рвется обратно. Он не может спать и уже сходит с ума от переплетения кошмарных сновидений и не всегда понятной реальности. Да, они приходили прошлой ночью. Да, здоровались, говорили о своих чаяниях, возлагали на него надежды. Но верили ли в то, что все действительно может измениться?

Он смотрел вслед удаляющейся Алене. В голове гудело.

Кто-кто, а уж она точно верит. И уже это немало.

Люди рассаживались на принесенные лавки. Гомон усиливался.

Андрей сплюнул себе под ноги. Что ж, он обещал девчонке не спорить – и сдержал обещание. Но обещания смириться с ее наказанием он не давал.

Староста, отошедший проверить собравшихся, вернулся.

— Мы готовы, — сказал он.

— Ну и сволочи вы, — глядя ему в глаза, сказал Андрей.

Они простояли с полминуты, сверля друг друга взглядами, затем Степан Михайлович молча указал на людей. Те сидели почти в полной тишине. Слышно даже, как потрескивают факелы.

Андрей кивнул, вышел к собравшимся. Они расселись полукругом. Ни дать ни взять – внимательное жюри приготовилось выслушать выступление конкурсанта.

Он рассказывал быстро, опустив подробности о стычке с призраками возле детского дома и игры внутри его стен. Зато во всех красках, как мог, поведал о крушении речного трамвая и гибели всех его пассажиров.

Его слушали внимательно. Не перебивали. Лишь изредка что-то нашептывая соседу, хмурясь, кивая.

— Думаю, все дело в том, что их кто-то держит. Не дает покинуть этот мир, — заканчивал Андрей. — И этот кто-то живет среди вас. Пока души погибших детей в полной мере не получат причитающуюся им… дань, плату – они не уйдут. Граница не исчезнет, а их «игры» продолжатся. Тот, кто их держит, имеет непосредственное отношение к трагедии. Так или иначе.

— Это что же получается? — послышался хриплый мужской голос. — Жертвоприношение какое? Господь всемогущий, да что же это делается?

— Называйте, как хотите, — пожал плечами Андрей. — Смысл от этого не изменится.

— А почему это мертвые вдруг заговорили? — спросил молодой голос. — С нами никогда – ни словом не обмолвились. Только жрут – и всего делов.

По рядам собравшихся прокатилась волна негромких смешков.

— Не знаю. Они, хоть и убийцы, но все равно остаются детьми. Ваши дети способны в полной мере отвечать за свои поступки? Думаю, те, которые заперты в кошмаре, не способны. Но подсознательно все же хотят вырваться. Ищут помощи.

— И нашли ее у тебя?

— Нет. Я всего лишь посредник.

— А откуда мы знаем, что ты не один из них? — послышался высокий голос. С лавки поднялась худая женщина, закутанная в длинное нечто, напоминающее плащ, но куда более плотное, вроде бы подбитое мехом. — Кто может жить сразу на этом и том свете?

— А вдруг это новая игра у них такая? — поднялась еще одна женщина. У Андрея создалось впечатление, будто после каждого слова она жует собственные губы. — Им только того и надо, чтобы мы друг друга на ножи взяли. Сами-то дотянуться не могут. Вот и подослали мальчика… – последние слова она почти прошипела.