Мертвый Арлекин

Кристи Агата

– Его могли туда перенести, - возразил Саттервейт.

– В таком случае, как мы могли видеть, что лорд Чарнли входил в Дубовую Комнату?

– спросил полковник.

– Но вы же не видели лица этого человека, правда?
– ответил старый джентльмен.
– Вы только, видели, что какой-то человек в маскарадном наряде прошел в Дубовую Комнату.

– Да, в парике и парчовом костюме, - согласился Монктон.

– Вот именно. И вы подумали, что это был лорд Чарнли, поскольку та девушка обратилась к нему, как к лорду Чарнли.

– Но когда несколько минут спустя мы вбежали в комнату, там находился только

мертвый Регги Чарнли. Уж это вам объяснить не удастся.

– Да, - обескураженно произнес Саттервейт.
– Да... Вот если бы там было какое-то потайное убежище.

– Вы вроде бы говорили о каком-то "тайнике монаха"[3] в этой комнате? обратился к полковнику Френк Бристоу.

– О!
– воскликнул мистер Саттервейт.
– А если...
– он махнул рукой, требуя тишины, затем, прикрыв лоб ладонью, заговорил медленно и нерешительно.
– У меня появилась одна идея. Это только предположение, но оно кажется мне вполне логичным. Допустим, что лорда Чарнли застрелили. Убийство произошло на террасе.

Затем преступник и его сообщник перенесли тело в Дубовую Комнату и положили рядом с правой рукой пистолет. Далее. "Самоубийство" лорда Чарнли ни у кого не должно вызывать сомнений, мне кажется, это очень легко сделать. Преступник в парчовом наряде и парике пересекает холл и направляется к Дубовой Комнате, а его сообщник, стоя на лестнице, обращается к нему, как к лорду Чарнли для того, чтобы у присутствующих создалось впечатление, что это и есть Регги Чарнли. Затем мнимый хозяин поместья входит в Дубовую Комнату, закрывает изнутри обе двери и стреляет в стену. Не забывайте, что в панели комнаты уже есть следы пуль от дуэлей, так что никто не обратит внимания на еще одну дырку. Затем убийца прячется в "тайнике монаха". Когда двери взломали и в комнату вбежали люди, все они были уверены, что лорд Чарнли совершил самоубийство. Других предположений ни у кого не возникло.

– Мне кажется, все это ерунда, - заявил полковник.
– Не забывайте, что у Чарнли был повод лишить себя жизни.

– Да, письмо, которое нашли после его смерти, - продолжал старый джентльмен.
– Лживое, жестокое письмо, которое сочинила очень умная, но бессовестная женщина, желавшая сама стать леди Чарнли.

– Кого вы имеете в виду?

– Я имею в виду сообщницу Хьюго Чарнли, - заявил мистер Саттервейт. Знаете, Монктон, всем было известно, что этот человек мерзавец. Он был уверен, что унаследует титул, - резко повернувшись к леди Чарнли, старый джентльмен спросил:

– Как звали девушку, написавшую это письмо?

– Моника Форд, - ответила та.

– Скажите, Монктон, это Моника Форд обратилась к лорду Чарнли, когда он направлялся в Дубовую Комнату?

– Да, теперь, когда вы спросили об этом, я припоминаю, что это была она.

– О, это невозможно, - заявила Аликс.
– Я... Я ходила к ней потом по поводу этого письма. Она сказала, что все это правда. После этого я ходила к Монике Форд только один раз, но она же не могла притворяться все это время.

Мистер Саттервейт посмотрел на Аспасию Глен.

– Могла, - спокойно заявил он.
– Вероятно, у нее были задатки талантливой актрисы.

– Но вы не объяснили еще одного, - заметил Френк Бристоу.
– На террасе должны были остаться следы крови. Обязательно. Преступники не успели бы вытереть их в спешке.

– Не успели бы, -

согласился старый джентльмен.
– Зато они могли сделать другое, и это заняло бы у них пару секунд: они могли бросить на окровавленный пол бухарский ковер. До этого вечера никто не видел ковра на террасе.

– Думаю, что вы правы, - заявил Монктон.
– Но все равно, рано или поздно, кровь надо было вытереть?

– Да, - ответил Саттервейт.
– Глубокой ночью. Женщина с кувшином или тазиком могла легко сделать это.

– А если бы ее кто-нибудь заметил?

– Это не имело бы значения, - заявил старый джентльмен.
– Я же говорю о том, что произошло на самом деле. Я сказал: женщина с кувшином или тазиком. Если бы я сказал "Плачущая Леди с Серебряным Кувшином", вы бы сразу поняли, за кого ее могли принять в ту ночь.
– Саттервейт встал и подошел к Аспасии Глен.
– Вы же так и сделали, правда? Теперь вас называют Женщиной с Шарфом, но тогда вы сыграли свою первую роль - роль Плачущей Леди о Серебряным Кувшином. Вот почему вы нечаянно опрокинули сейчас кофейную чашку. Когда вы увидели эту картину, вы испугались. Вы думали, что кто-то обо всем знает. Леди Чарнли вытянула вперед бледную руку.

– Моника Форд, - прошептала она.
– Теперь я узнала тебя.

Аспасия Глен с криком вскочила с кресла. Она оттолкнула тщедушного Саттервейта и приблизилась к мистеру Квину. Сотрясаясь всем телом, актриса начала:

– Значит, я была права: кто-то действительно знал! Вы здесь ломаете комедию, притворяясь, что только сейчас додумались до всего этого. Но меня не обмануть, - она показала на мистера Квина.
– Это вы были там. Вы стояли за окном и смотрели в комнату. Вы видели, что мы сделали, Хыого и я. Я знала, что кто-то смотрит на нас, чувствовала это все время. Но когда я поднимала голову, за окном никого не было. И все же я понимала, что за нами кто-то наблюдает. Один раз мне показалось, что в окне мелькнуло чье-то лицо. Все эти годы я жила в страхе. А потом увидела эту картину и узнала вас. Вы с самого начала знали, что произошло в поместье Чарнли на самом деле. Но почему вы решили заговорить именно сейчас - вот что я хочу знать!

– Наверное, для того, чтобы мертвые спали спокойно, - произнес мистер Квин.

Неожиданно Аспасия Глен метнулась к двери и, остановившись на пороге, с вызовом бросила:

– Делайте, что хотите. Что из того, что вы все слышали мое признание? Мне наплевать. Наплевать! Я любила Хыого и помогла ему совершить это ужасное преступление, а он потом бросил меня. В прошлом году он умер. Можете сообщать в полицию, если вам угодно. Но, как сказал этот маленький сморщенный джентльмен, я замечательная актриса, так что меня будет не так-то просто найти!
– и мисс Глен с силой хлопнула дверью.

Несколько минут спустя все услышали, как стукнула дверь парадного входа.

– Регги, - заплакала леди Чарнли, - Регги!
– слезы ручьями катились по ее щекам.

– О, мой дорогой, мой дорогой! Теперь я могу вернуться в свое поместье и жить там с Дики. Я могу рассказать ему правду об отце - о самом замечательном, самом прекрасном человеке в мире.

– Надо серьезно подумать о том, что мы можем предпринять в данной ситуации, - заявил полковник Монктон.
– Аликс, моя дорогая, если вы разрешите мне проводить вас домой, я буду рад поговорить с вами на эту тему.