Мертвый дрейф

Зверев Сергей Иванович

– В Хабаровске…

– Может, добавить? – шепнул на ухо Крамер.

– Не надо, – отозвался Глеб, – слишком хорошо – тоже нехорошо. Она разговорится.

Поначалу она отделывалась короткими вялыми фразами. Потом стала выстраивать связные предложения, речь полилась увереннее. Наводящие вопросы попадали в цель. Ольге Дмитриевне Пархоменко было тридцать четыре года. В прошлой жизни она окончила физкультурный институт, курировала районный спортивный клуб, тренировала городскую команду по легкой атлетике. Муж, едва ли представляющий, как можно зарабатывать деньги, первый ребенок, второй, третий… Хорошо, что имелась заботливая мама в расцвете сил, способная посидеть с малышами. Три года назад Ольга Дмитриевна по протекции одноклассника, с которым когда-то… в общем, неважно, перешла на работу в фирму «Барс», и наконец-то ее зарплата стала напоминать это приятное слово… События последних месяцев отложились в голове нечетко. С головой, вообще, в последнее время какие-то неполадки. Нет, она понимает, что провела на контейнеровозе «Альба Майер» долгие месяцы, но это время как-то сплющено, она существует в резиновом тумане. Да, на судне всеми делами заправляет человек по имени Александр Карлович. Большой ученый, имевший намерение бежать за границу по «приглашению» одной солидной организации, имеющей отношение к разработке новейших систем вооружения несмертельного характера. Этого чудика перевозили

в контейнере – груз, который ни в одном из портов на пути следования местные таможенники не имели права досматривать. Грозная охрана – на случай происков конкурентов. О характере груза охранники догадывались. Выходить из контейнера Александру Карловичу не рекомендовалось. Пару раз в день он принимал «посетителя» – начальника охранной команды по фамилии Райдер, с которым был знаком еще до поездки. При этом охранники вставали кольцом, пресекая все попытки экипажа «Альбы Майер» вторгнуться в запретную зону. Вместе с ученым перевозили документацию (ту, что не было возможности оцифровать), вспомогательное оборудование, а также воплощенное в железе развитие творческой мысли. Она припоминала, как Александр Карлович пошучивал: дескать, адская машинка, бесовское изобретение, ускоритель квантовых частиц (понимала, что он шутил)… Да, она видела эту штуку – с одного конца она напоминает фен для просушки волос, а с другого – дрель с насаженной на нее головкой. Что за штука, Ольга без понятия, никогда не испытывала желания подержать ее в руках и никак не соотносила эту смешную вещь к странностям в своей голове и нежеланию разбираться в ситуации. Она прекрасно помнит, как контейнеровоз накрыла гигантская волна. Судно раскачивалось, словно маятник. Контейнеры, закрепленные штабелями на палубе, разваливались, как горка детских кубиков. Ломались опоры, рвались, как нитки, стальные стяжки-талрепы. Это было что-то ужасное – в памяти отпечаталось, как один из контейнеров, подпрыгивая, влетает в надстройку, оставляя на ней внушительную вмятину, как бьются стекла, вываливаются люди с капитанского мостика, как контейнер относит в сторону и он давит в лепешку двух матросов, безуспешно пытающихся выпутаться из хаоса переломанного железа. Она сама куда-то бежала, прыгала рыбкой в распахнутый люк, а за ней неслась, рыча и громыхая, совершенно жуткая волна… Контейнеры в трюмах пострадали меньше, но часть из них сорвалась с креплений, сместилась к корме, что и послужило причиной перекоса судна. В первые же минуты стихийного бедствия на судне отказали двигатели, вышел из строя генератор, оборвалась связь. Гигантские волны тащили «Альбу Майер» на восток, крутили, раскачивали, швыряли. Это был какой-то конец света, никто уже и не думал, что удастся уцелеть после такого разгула стихии… Но как-то все угомонилось, шторм слабел, груда бесполезного железа под названием «Альба Майер» застряла посреди океана, и потянулись тоскливые дни и недели. Помощь не шла, что происходило в мире, неизвестно, радиорубку разбило полностью, о разрушительном землетрясении у берегов Японии никто не знал. Уцелели девять человек из одиннадцати рядовых охранников и шестнадцать членов экипажа контейнеровоза – включая радиста, старпома и капитана Шевченко. Выбрался из контейнера бледный, как привидение, злой, как щука, Александр Карлович Ландсберг, вопил, разорялся, ругался отнюдь не академично… События той давней поры вымывало из памяти, в голове оставались разрозненные обрывки. Ждали помощи – а помощь не приходила, все глаза протерли, таращась в горизонт. Непримиримый конфликт охраны «Барса» с командой «Альбы Майер» – причины конфликта Ольга уже не помнила, хотя, возможно, поводом послужила дележка продуктов и пресной воды – у местного кока имелись в заначке запасы. Коса нашла на камень – с одной стороны, старпом и суровый, не ведающий компромиссов капитан Шевченко, с другой – недобрый и мстительный Александр Карлович и его правая рука – «начбез» Райдер, тип немногословный, жесткий и беспринципный. В один прекрасный день после изматывающего шторма конфликт перешел в тупую бойню. Словно бес вселился в сотрудников «Барса» – хотелось крови, хотелось убивать и убивать… Видно, был приказ, она не помнит. Валила толпа, размахивающая ножами и арматурой – охранники строчили из автоматов, шпигуя людей свинцом, а потом носились за ними по кораблю, добивали поодиночке, стаскивали тела на орлоп-палубу (самую нижнюю). Потом раскурочивали заначку кока, с жадностью набивали животы, давились нормальной пресной водой. Вовремя спохватились – продукты следует беречь, неизвестно, сколько нам тут… Перетащили все консервы, все крупы, всё хоть мало-мальски напоминающее снедь, в отдельную каюту, ввели жесткие санкции к тем, кто будет воровать (впоследствии пристрелили вечно не наедающегося Бутыкина, решившего прибрать к рукам часть «общественного фонда»). Запасы пресной воды быстро иссякли, испаритель в машинном отделении для опреснения морской воды запустить не удалось. Научились поднимать воду из моря и худо-бедно выпаривать из нее соль – процесс был муторный, вода получалась грязная, но хоть такая, чем никакой. Рацион с каждым днем скудел, пайки получались минимальные – только для поддержания жизненных сил. Спасала рыбалка – в тумбочке одного из покойных членов экипажа – большого любителя поудить – обнаружили снасти, много блесен, леску. Оборвали почти все, пока не приспособили тонкую металлическую нить, не рвущуюся и способную выдержать акулу. Но акулы не ловились, клевала мелочь вроде ставриды. Готовили на керосинке – с жидким горючим проблем не было. А вот генератор запустить не смогли – знаний не хватало у рядовых малообразованных охранников. Из девяти выживших один впоследствии скончался – развилась ангина, перешедшая в пневмонию, бедняга просто задохнулся от кашля. Еще одного Ольга Дмитриевна пристрелила лично – некто Марагон, субъект, не отличающийся добропорядочным поведением, возжелал заняться с ней сексом. При этом даже цветочка аленького не подарил! А она уж и забыла, что такое секс. Да и не любила Ольга Дмитриевна заниматься этим делом со свиньями и баранами. Увещевать не удалось, пощечины и оплеухи парня только раззадоривали, пришлось пристрелить – что, впрочем, не повлекло санкций, а только приветствовалось – по причине ликвидации лишнего прожорливого рта…

Поначалу люди недоумевали – почему за многие недели они не встретили ни одного судна? Постоянно пропадали на палубе, всматривались в даль. Текли недели, месяцы. Штормы чередовались недельными штилями, солнечные дни – пасмурными. Зима принесла промозглые ветра. Добывали рыбу, выпаривали соль, приходила вялость, апатия, начинались проблемы с памятью, проблемы с адекватным восприятием действительности. Временами нападали приступы веселья, подчас люди проваливались в глухую беспробудную депрессию. Слипались мозги, люди превращались в эфемерные скелеты, позабывшие, что в жизни может существовать какая-то цель. Установка в голове главенствовала – что бы ни случилось, мы обязаны подчиняться Александру Карловичу и господину Райдеру. Они начальники, мы – подчиненные, когда-нибудь нас спасут, и все мучения оплатятся сторицей! Разумеется, им и в голову не приходило, что они являются участниками эксперимента – за неимением других подопытных,

Ландсберг ставил на охранниках научные опыты, а они об этом даже не догадывались. А эти двое серьезно спелись – жили в смежных каютах, временами выпивали – имелись на корабле «засекреченные» запасы спиртного, – обсуждали свои дела. Их рацион был обильнее и разнообразнее, чем у остальных выживших. Но никто не роптал, люди считали, что так и нужно, их уже ничто не интересовало…

Ольга смутно представляла, сколько времени прошло – год, два. Время превращалось в извилистую сколопендру, ползущую по нелогичным траекториям. «Альба Майер» и люди на борту давно превратились в призраков – и ничего не происходило. Если судно куда-то дрейфовало, то знать об этом не могли, а уж тем более повлиять на этот дрейф. И вдруг тарарам! Тревога, общий сбор! Наблюдатель на полубаке (а там постоянно неслось дежурство) засек вертолет с красной российской звездой, прилетевший с запада и зависший над палубой! Красная звезда – это плохо, – усвоили, как «Отче наш». Нормальный человек выпрыгнул бы из укрытия и пустился в пляс, но индивидуум с установкой в голове это делать не стал. Он нырнул в люк и побежал к своим с ужасающей вестью. И началась неразбериха! Сверкал глазами и рычал, как лев, Александр Карлович, угрюмый Райдер строил людей, выплевывал инструкции и выдал каждому аж по две банки консервированной сайры, что было просто беспредельной щедростью! Приказ вгрызался в мозг: чужаков нужно деморализовать, заманить в ловушку и ликвидировать! Если кто-то струсит, он лично пристрелит отщепенца!

– Так и просится на ум Иосиф Виссарионович, – проворчал Никита, – со своим нетленным «Нужно быть очень смелым человеком, чтобы быть трусом в Красной армии».

– Ну, дальше все понятно, – сказал Глеб. – Сколько вас осталось на судне, Оленька? – Он наклонился к женщине и погладил ее по слипшимся волосам.

Ласковое отношение, как ни странно, подействовало. Измученная женщина задрожала, заблестело что-то в глазах – как бы даже слезы, и Глебу сделалось очень неловко и неуютно.

– Было семеро… – прошептала женщина. – Включая Райдера и Александра Карловича… Двое погибли – Бастраков и Шкворень…

Глеб немного воспрянул. Не так уж плохо, если разобраться. Осталось двое доходяг-охранников и сладкая парочка Ландсберг – Райдер, которые, судя по всему, и представляют наибольшую опасность.

– Где они прячутся, Оленька?

– В надстройке…

Он недоуменно переглянулся с товарищами.

– Вы ничего не путаете, Оленька? Ваши люди уходили через пространство между трюмами. Вы сами оттуда явились…

– Да, я знаю… – женщина сильно устала, слова давались с трудом, глаза она уже почти не открывала. – У Александра Карловича была каюта рядом с грузовым трюмом… там, где вы что-то взрывали… Но иногда, когда позволяла погода, он жил в одной из кают на первом ярусе надстройки – по-моему, там единственная уцелевшая дверь… Там свежий воздух, легче дышится, можно смотреть на океан… Иногда они с Райдером поднимались на капитанский мостик, что-то там делали – у Александра Карловича всегда в руках был какой-то прибор… Я однажды слышала, он сетовал Райдеру: аккумуляторы садятся… В нижнем ярусе надстройки под лестницей есть спуск на грузовую палубу – это тот люк, из которого я вышла, один из технических проходов… Коридор из надстройки разветвляется – один ведет в межпалубное пространство, там очень низко, невозможно распрямиться, другой – в коридор, где мы сейчас находимся…

Глеб лихорадочно соображал. То есть, находясь в приплюснутом состоянии между палубами, можно прокрасться и в надстройку (почему они просмотрели этот люк?), и туда, где они в данный момент расположились.

– Многовато что-то здесь улочек и переулков, – покачал головой Платон.

– Третья улица Коминтерна, Четвертая улица Строителей… – тут же затянул Никита.

Белых пятен в коммуникациях «Альбы Майер» становилось меньше. Нужно действовать – немедленно! Брать контроль над этим чертовым контейнеровозом, хоть одну проблему решить в течение часа! Глеб выразительно кивнул Крамеру, и снова седативное лекарство потекло по жилам и венам. Ольга глубоко вздохнула, закрыла глаза, бледное подобие улыбки застыло на губах. Она уснула – «лечебным» беспробудным сном. Ей связали ноги, связали руки в запястьях за спиной – в качестве перестраховки, сомнительно, что она могла быстро очнуться. И снова, с Богом на устах, – запутанные лазы, похожие на кроличьи норы, духота, тошнотворные запахи, поразительное открытие, что крысы не сбежали с тонущего корабля (он, собственно, и не тонул)! – они каким-то образом умудрялись здесь жить и кормить свои семьи. В щелях и недоступных нишах что-то выразительно попискивало, и Никита, чью физиономию Глеб иногда задевал каблуком, резонно возмущался – и эти люди еще жалуются на голодный год! А как же немеркнущее правило, что настоящий голод не наступит, пока не съедена последняя крыса?

В свете фонаря действительно образовалась развилка. Участок мозга, ответственный за ориентирование на местности, уверял, что в надстройку ведет лаз, который справа. Они ползли, отдуваясь, волоча за собой оружие и амуницию, потом поднялись на колени, ускорялись, цепляясь за оплетки кабелей и разводные коробки, большинство из которых были безнадежно обуглены.

Да, действительно, этот лаз выводил в надстройку – на первый ярус, где в лучшие времена размещались каюты руководящего состава. Над головой размещалась металлическая лестница. Видеть ее через крышку Глеб, понятно, не мог, но куда уж доходчивее – с лестницы кто-то спускался, поскрипывали ржавые ступени! Он застыл на последней перекладине перед створом, упираясь плечом в крышку люка, шепнул, чтобы все заткнулись и не егозили…

Субъект спустился, помялся у подножия лестницы и куда-то побрел. Люк был самый банальный – стальная ребристая крышка с двумя петлями, приваренными изнутри. К нему поднималась наклонная лестница, на которой и обретался Глеб в довольно противоестественной позе. А снаружи что-то происходило. Бубнили приглушенные голоса – бесцветные, плоские. Поскрипывал пол. Видимо, стоило рискнуть. Он поместил палец на спусковую скобу, расставил ноги и плавно надавил плечом на крышку, заставив ее приподняться на полтора сантиметра.

Люк был не заперт (возможно, он в принципе не запирался). Образовалась узкая щель. Серый пол в разводах и выбоинах, часть разваленной стены, выходящей на полубак (контейнер кувыркался, пока не встретил преграду в виде радиорубки), чуть поодаль – ноги в стоптанных, обросших грязью бутсах. В стороне – еще пара… Он закряхтел, поворачивая голову, чтобы увеличить обзор. Образовались засаленные штаны, полы ветхой форменной куртки, ствол «АКСУ», висящего на плече…

– Давай быстрее, Глеб… – шипел откуда-то снизу Никита. – Мы же не палтусы, чтобы тут плющиться… Мы с Платоном уже не можем скрывать наши отношения…

– Что там, говори… – сипел раздавленный Никитой Платон.

– А то сами додумаем, – ухмылялся замыкающий процессию Крамер.

– Заткнитесь, чего разговорились… – прошептал Глеб и посильнее надавил плечом на крышку.

А это уже было чревато. Посреди короткого коридора, обрамленного металлическими лестницами, стояли двое «бледнолицых», готовых в любую секунду спустить курок. Позы напряжены, ноги расставлены – они сторожили закрытую дверь, расположенную в центре прохода. Все чувства у них были обнажены, они уловили посторонний звук, насторожились, вскинули автоматы…