Мертвый разлив
Шрифт:
Однако пора было уматывать дальше. Вадим перекатил к следующему дому и там опять затаился, приготовившись к долгой и занудливой игре в догонялки. Правда, Шершни могли ее оживить: не дай бог, у них припасена такая же лазерная пушка, как у давешнего стопохода. Шума они не любят, зато с огнем поиграть, по такой-то сырости, вполне можно. Только без меня, уж будьте такими добренькими…
Вадим поежился, ощутив рядом странное. Как и всегда, сосредоточась мысле-облаком на одном, он поневоле терял чувствительность по остальному объему, как будто там оно разжижалось до вакуума, – и становился уязвимым для других. Вот и на сей раз едва не подставился.
Прикрывший беглеца высотник тоже показался пустым – на его первый, весьма поверхностный взгляд . Но теперь Вадим обнаружил в нем пугающую начинку и в первый момент перетрусил: неужто Шершни загнали его в ловушку? Однако сейчас же устыдился очевидной нелепости догадки. И слишком мало походили Шершни на затаившихся в доме созданий – не больше, чем прирученные звери на совсем диких, даже бешеных. Вадим почти видел эти оскаленные пузырящиеся пеной пасти и скрюченные пальцы, похожие на когти, и напоенные первобытной злобой тела, дрожащие в предвкушении убийства – кого, не Вадима ли? Господи, вдруг ужаснулся он, а не пришел ли и по мою душу Мститель, голыми руками разрывающий плоть и без касания перемахивающий заборы!..
Вадим едва удержался, чтобы не шарахнуться от зловещего дома, пока из зияющих окон на голову не обрушилась смерть. Легонько отталкиваясь от асфальта, он лишь откатил колесник к глухому участку стены и уже оттуда сконцентрировался на новой угрозе.
Как выяснилось, заинтересовались создания вовсе не им: то ли не заметили, то ли не обратили внимания (“Прав Михалыч, на меня звери не реагируют!”), – а упорным “вороном”, как раз огибавшим соседнее здание. Было их трое, а наблюдали они за вертушкой из окон третьего этажа, то есть совсем немного уступая ей по высоте. Впрочем, при всем своем безумии сигать на “ворона” охотнички не собирались, а собрались они пулять в него из чего-то страшного – пусть только подлетит ближе!.. Выходит, это не Шершни подстроили засаду, а я – им? – удивился Вадим. Кажется, мне понравилось загребать жар чужими руками.
Выдвинув из-за угла голову, он ждал, а вертолет приближался, а напряжение засадников нарастало – и наконец прорвалось. С ликующими воплями на балкон выскочили два бесноватых растрепанных существа, смахивающие на взбесившихся от голода крыс, и принялись садить по зависшей вертушке из двуствольных дробовиков, раз за разом загоняя в стволы новые патроны. Причем палили не без лихости, навскидку попадая в укромные места. Заряды разбивались о броню “ворона”, высекая гроздья искр, – пока из-под его кабины с деликатным шелестом не выплеснулась пара слепящих молний, и безумцы не превратились в обугленные факелы, тут же осыпавшись едва ли не пеплом. Стало быть, и засада пошла прахом – в буквальном смысле.
Повисев против балкона еще чуть, будто в сомнении, “ворон” плавно облетел здание (начав, по счастью, не с того угла, за которым прятался Вадим), затем повернулся и уже по прямой, набирая скорость и высоту, устремился прочь. Еще одно приключение завершилось, подумал Вадим. Осталось последнее – может быть.
В заброшенном доме скрывался третий безумец, самый осторожный. И разбираться с ним придется Вадиму: слишком это было серьезно, чтобы уйти. Подогнав колесник к подъезду, он неторопливо вошел внутрь и по усыпанной старым мусором лестнице поднялся на третий этаж. Через голый проем вступил в ту самую квартиру, хотя видел , что третий “охотничек” уже улепетывает вверх по этажам, будто решил укрыться на чердаке. Остановился на пороге искомой комнаты.
И тут Вадиму снова пришлось отстраняться рассудком от эмоций, но теперь это потребовало куда больших усилий. Представим, это происходит не со мной, сказал он себе. И вообще – в кино. Обычная бутафория…
По всей комнате была разбрызгана кровь, разбросаны куски плоти и осколки костей – в таком множестве, будто здесь порешили с десяток жертв. Однако, судя по ограниченному числу приметных деталей, все это составляло недавно единственную женщину. Больше про нее нельзя было сказать ничего, разве только хорошенько отмыв останки. Но Вадим, конечно, заниматься этим не собирался. (И не смог бы, если честно: настолько бы его отстраненности не хватило.)
Аккуратно ступая, он обошел комнату, фиксируя подробности, словно на видео. Во всяком случае, Мстителем тут не пахло. Вообще, ничего не указывало на присутствие исполина с силой и когтями тигра, осатаневшего до состояния смерча. Имело место лишь бездарное завистливое подражание, как если бы маляры попытались скопировать шедевр или даже перенести на холст безумства божественных стихий. А еще это походило на варварский жертвенный обряд, еще не сформировавшийся в зрелище и посвященный, наверно, тому же Мстителю. Оказывается, он нагнал на людей такого страху, что у некоторых тот уже смахивал на восторг, – а там один шаг до поклонения. “Несчастные придурки, – кривясь, думал Вадим, – “жалкие, ничтожные личности” – мало вам прежних культов? Подавай теперь новый, чтобы забрызгаться кровью по макушку!”
Рассмотрев все, он так же осторожно вышел из комнаты и без спешки стал подниматься по лестнице, этаж за этажом. В принципе, разумней было б отсюда убраться, пока не нагрянули блюстители (не все ж им под юбки заглядывать), – но это в принципе.
Своего красавца Вадим догнал лишь на крыше, возле самого края, – дальше убегать было некуда. В отличие от удалых стрелков, сложением и обликом смахивавших на типичных трудяг, этот оказался упитан и наряден, будто добропорядочный управитель, – что отлично просматривалось под прозрачным дождевиком, по самый капюшон забрызганным кровью. Недавнее возбуждение еще проступало наружу крупной дрожью и учащенным дыханием, а круглое лицо под аккуратным пробором выглядело не столько свирепым, сколько оскорбленным, словно бы вмешались в его интимные дела. (Неслыханная бестактность!) Сыпавший с низкого неба дождь смывал с плаща багровые пятна, но вот с зажатым в руке безумца тяжелым секачом, даже и отмытым, могли возникнуть проблемы. Он только казался заимствованным из кино, зато рубил с полным реализмом. И все же лучше секач, чем дробовик, – иначе пришлось бы возвращаться за иглометом.
Остановившись напротив, Вадим потянул из-за пояса нунчаки. Он не терпел психопатов, а этот уродец и вовсе выпадал за круг подобия (при том, что Жофрей, например, входил). Изо всех сил Вадим старался не поддаваться темным страстям, однако свежая кровь “вопияла о мщении”, а перепоручить его было некому: даже Шершни убрались. Хорошо хоть, Вадим не видел жертву живой – а если то была девочка? Ведь сколько крох уже погибло!
Еще Вадим пытался понять, отчего управитель так похож на людоеда Митреньку. Еще один отпрыск отца Серафима? И сколько ж тот наплодил таких уродов! Или у маньяков повышенная Текучесть, а похожими их делает общее дело?
Он так и не придумал, что делать с маньяком, когда тот сам кинулся на него, отчаянно замахиваясь секачом. Безумие придало ему стремительность и мощь, вряд ли свойственные в обычной жизни, а вот с координацией вышла промашка. Вадим только отвел цепом опасный взмах и тут же сдвинулся с линии атаки – больше из брезгливости, чем по надобности. При этом совсем забыл (как бы забыл), что и сам стоит недалеко от края. И потому удивился, услышав истошный вопль, а затем увидав, как за бордюрчиком мелькнули подошвы добротных ботинок. Заглядывать за бордюр Вадим не стал – довольно и того, что различил отвратительный глухой шмяк, с которым тело впечаталось в асфальт. Веселый выдался вечерок, ничего не скажешь. А уж выходные!..