Мерзавец Бэдд
Шрифт:
Свадьба Дрю и Баста могла быть какой угодно, но только не традиционной. Столы были накрыты в доках у бара, и ресепшн находился на улице... в нормальное рабочее время. В семь вечера. А Бакс был тем, кто провез ее вокруг квартала чтобы она могла торжественно появиться на заднем сиденье Харлея. Никакого прохода, никаких «выходов невесты». Ну, честно говоря, думаю, Кан и Кор планировали удивить ее импровизированной версией чего-то подобного.
Мы перекрыли всю улицу вокруг бара, а обслуживающая компания организовала шведский стол снаружи и кучу покрытых-белыми-скатертями столов на улице и в доках. Для Канаана и Корина была сцена, и они планировали играть всю ночь напролет, делая перерыв на еду и выпивку, конечно.
Близнецы - это близнецы. Они могли сыграть кавер на что угодно, плюс список из сотни или около того оригинальных песен, включая те, что были написаны во время гастролей, но так и не попали на студию звукозаписи. Они никогда не говорили о них в своем старом агентстве, и было всего двадцать песен из их дебютного альбома, которые они не имели права исполнять без разрешения.
Вся свадьба была открыта для народа, тогда как бар работал в обычном режиме, все торжества проходили снаружи. Мы наняли дополнительных сотрудников в помощь организаторам, которые должны были следить за баром, так что все мы могли тусить и веселиться всю ночь.
Здесь уже было около двухсот человек, в основном в баре, и люди все еще прибывали со всех сторон. Может все дело в Канаане, Корине и безбашенном кавере на «Лестницу в небеса», который они сейчас исполняли, или в огнях, скоплении народа и ароматах еды... или виновата атмосфера отрывной вечеринки, что витала над этой частью Кетчикана.
За четыре месяца с тех пор, как пьяная Дрю ввалилась в «Бэддс Бар энд Грилл», жизнь стала немного безумной. Поползли слухи, что восемь братьев Бэдд вернулись в город, и что все мы бываем в баре на регулярной основе, что повлекло за собой появление толпы дамочек... и их парней, и мужей, ошивавшихся вокруг из-за офигительной музыки, предоставляемой ежевечерно близнецами и суровых напитков, наливаемых Бастом и Баксом. Можно сказать, бизнес процветал. Как шеф-повар, Ксавьер оказался столь же талантлив, как и во всем остальном, из чего следовало, что у нас было убийственное меню, а Дрю предоставляла улыбающееся, красивое, счастливое лицо толпе, которая каждый вечер набивалась под завязку. Так и есть, цыпочка забросила свой диплом юриста ради роли хостесы в пивнушке... она отлично смотрелась и была искренне счастлива такому решению.
Лусиан, Брок и я помогали по мере возможности на кухне, за барной стойкой и на танцполе, а Ксавьер взял на себя заботу о бухгалтерии, поскольку мог производить математические подсчеты в голове даже будучи в стельку пьяным. Все шло... изумительно. Мы были заняты сильнее, чем когда-либо, и всех все устраивало.
Я не стрелял из пистолета месяцами, и это был самый длительный промежуток вне полигона или боя с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать.
Очевидно, не все из нас вписались в жилище над баром, так что некоторые из братьев скинулись, чтобы купить и отремонтировать старый магазинчик с апартаментами наверху в квартале от бара. Магазин был переделан в студию звукозаписи для близнецов, а комнаты наверху стали жильем для них: Лусиана, Брока и Бакса, тогда как Ксавьер и я заняли две свободные спальни над баром. Никто из нас не проводил много времени в комнате, не считая сна, так что это не играло большой роли, ведь все мы каждую свободную минуту проводили в баре, работая, или выпивая.
Пока Дрю и Бакс совершали свой круг по кварталу, настало время и мне занять свое место позади Себастиана у алтаря, который состоял из подставки для микрофона и арендованной белой арки, украшенной розами, вместе с братьями, выстроившимися по обеим сторонам. Поскольку у Дрю не было ни настоящих подруг, ни семьи, за исключением отца, который и проводил церемонию, то братья сами вызвались быть ее «друзьями невесты», так же, как и для Себастиана «друзьями жениха». Лусиан, Ксавьер, Бакс и Брок были ее друзьями, а близнецы и я - Баста. Технически, я был свидетелем, но это означало только, что я был ответственным за кольца.
Себастиан, стоявший рядом с Дру, выглядел более дерганным, чем когда-либо.
– А ты часом не нервничаешь?
– толкнул я его.
– Бл*дь, да так и есть, - зыркнул он на меня.
– Я женюсь, мужик. Конечно, я нервничаю.
– Ты же знаешь, что она не сбежит, или что-то в этом роде, верно?
– Ну, черт, чувак, надеюсь, нет, - фыркнул он, - но нервничаю я не поэтому.
– Тогда в чем дело? Никогда не видел, чтобы ты так бледнел из-за чего-либо.
Он переступил с ноги на ногу, следя поверх голов за приближением Дрю.
– Мои клятвы. Я написал их сам, но...
– он неловно пожал плечами, - выражать словами то, что происходит в моей голове, никогда не являлось моей сильной стороной.
Мне хотелось сказать что-то полезное.
– В этом я не намного лучше тебя, брат. Но знаешь... будь собой, я думаю. Это то, что она любит, и это сделает ее счастливой.
Дру Коннолли, одетый в парадную униформу времен его службы, хлопнул Себастиана по плечу.
– Слушай, малыш. Это все не так уж сложно. Твой брат попал в самую точку. Фишка в том, чтобы не пытаться сказать то, что у тебя в голове. Говори то, что на сердце. Мою Дрю не слишком заботят витиеватые слова и никогда не волновали. Я учил ее обращать больше внимание на поступки, вот что действительно говорит о твоем характере. Попытайся уложить свои обеты в пятистопный ямб или подобное дерьмо, и она посмотрит на тебя как на умалишенного. Просто скажи ей, что ты чувствуешь, и дай искренние обещания касаемо вашего будущего.
Лицо Себастиана вытянулось.
– Что за хрень этот «ямб», как вы там выразились?
И Ксавьер заговорил:
«Мешать соединенью двух сердец
Я не намерен. Может ли измена
Любви безмерной положить конец?
Любовь не знает убыли и тлена.
Любовь - над бурей поднятый маяк,
Не меркнущий во мраке и тумане.
Любовь - звезда, которою моряк
Определяет место в океане.
Любовь - не кукла жалкая в руках
У времени, стирающего розы
На пламенных устах и на щеках,
И не страшны ей времени угрозы.
А если я не прав и лжет мой стих,
То нет любви - и нет стихов моих!»
Какое-то время все молча таращились, пока он не пожал плечами.
– Что? Это Шекспир. Сонет сто шестнадцать в пятистопном ямбе. Одна из самых знаковых поэм о любви из всех когда-либо написанных.
Себастиан минуту молча смотрел на Ксавьера.
– Ну, это действительно красиво, но что, черт возьми, это значит?
Ксавьер быстро моргнул, что обозначало обдумывание ответа.
– Зависит от того, читаешь ли ты его отдельно, или в контексте с другими сонетами из той же серии. Если читать его само по себе, в отрыве от контекста, то оно о совершенстве истинной любви, и о том, как любовь бессмертна и непреклонна.
– Ты потерял меня, брат, - рассмеялся Себастиан, - из всего этого я понял не больше четырех слов.
Ксавьер вздохнул.
– Неважно, - он нахмурился, глядя на Себастиана, - знаешь, а я все же считаю, что ты куда умнее, чем о себе думаешь.
– Спасибо за вотум доверия, сопляк, но я оставлю причудливые слова и поэзию вам с Броком.