Мерзиния

Хегай Вениамин

– Сходи-ка… э-э… оправься, а то эта штука ещё и мочегонная… Да и руки заодно помой. Я – за лепёшкой.

Шурпа оказалась вкусной. Картошки было много, а бульон сильно насыщен специями. Домашняя еда. Ох, когда Леонид последний раз едал такую… Он и не помнил: сам себе он готовил на скорую руку. И обычно чего попроще. Типа супа. Или борща.

Лена не смогла доесть – отставила половину:

– Нет. Не могу. Может, ты?.. – она, смущаясь, пододвинула касу, – Если, конечно…

– Не брезгую!.. – усмехнулся Леонид. –

Вот уж чего мне сейчас страшнее всего: подцепить парочку твоих бацилл!..

Лена покачав головой, усмехнулась. Потом рассмеялась:

– Да уж… Бациллы любимой страны – самые наши грозные враги!..

Леонид зыркнул на неё хитрым взглядом:

– А что? Читала «Война Миров»? – Лена кивнула, – Ну так там все враги сдохли от наших бацилл! Эх… – он тоже махнул рукой. – Если б так можно было убивать только лентов… Представляешь оружие будущего: бацилла, поражающая только людей в погонах!..

Лена фыркнула. Потом полезла на своё «ложе», и легла с видимым облегчением:

– Знаешь, а голова-то… Здорово кружится.

– Поспи ещё. Я… тоже скоро лягу.

Леонид, не торопясь, доел, сложил остатки лепёшки в полиэтиленовый пакет, который предусмотрительно дала хозяйка. Пока он ел, Лена, отвернувшаяся к стене, засопела.

Он долго сидел, глядя то на неё, то во двор, то на потеки и трещины в побелке потолка.

Чёрт. Вот у него и появилось снова существо, к которому он невольно привязался. Фыркающее, сердитое. Возможно, когда-то убивавшее людей… Почему же он так волнуется за него?.. Давно уже не испытывал такого – чувства ответственности за кого-то.

Он не обольщался: мерзинийский дух, менталитет, постепенно проникают в плоть и кровь… Исподволь, незаметно, делают каждого законченным эгоистом. Самовлюблённым до дрожи, и беспокоящимся только за себя.

Даже родные и близкие здесь лишь способ самовыразиться, пустить пыль в глаза соседям, коллегам и родне: смотрите, мол, на какой машине я вожу детей и жену. В какие тряпки одеваю. Какими деликатесами кормлю!.. Какие подарки делаю родителям и родственникам! А какие у нас завязки и возможности!

Когда все, кто составляет твой круг общения, говорят: «кисло!», поневоле скривишься… Чтобы не выделяться. А рано или поздно любая игра, любое притворство накладывает неизгладимый отпечаток на характер. Что ни говори, «среда обитания» формирует привычки и мировоззрение. Может, и не сразу, но неотвратимо!

Что, если, пожив здесь ещё с десяток лет, он так и превратился бы в Мерзинийца?

И не по паспорту, а по сути?!..

Может, это его бунтующее и всё осознающее подсознание сказало ему жёстко и однозначно: «Всё! Пора сваливать отсюда к чёртовой матери! Пусть даже рискуя жизнью! Иначе…»

Иначе – что?..

Духовное рабство – самое страшное рабство.

Во всяком случае, для человека мыслящего. А здесь…

Не

то, чтобы Леонид считал, что большая часть мерзинийцев не мыслила вообще…

Но с молоком матери они, похоже, всосали лишь тягу к достижению высокого «общественного» положения, и к… Да, к материальным благам. Достатку. Престижу. Собственно, всё это наверняка свойственно и большинству людей и других стран.

Но не настолько, чтобы полностью исключить остальные интересы в жизни!

Леонид точно знал: почти никто из его знакомых не читал. Не посещал Театры и Музеи. Не ходил на концерты классической музыки. Зато все Служащие-перебиральщики бумаг старались ткнуть в глаза коллегам и соседям: вот, мы были на концерте Пети Милана. Билеты по сто зелёных, но мы-то!.. Можем себе позволить быть «в струе» модной современной эстрады!..

Леонид отнёс касы на кухню:

– Спасибо, Гуландом-опа, было очень вкусно! Вы – отличная хозяйка!

Гуландом, явно решающая кроссворд (вот это да! Леонид знал, что никто из его коллег не осилил бы и половины из простеньких, специально на местный интеллектуальный уровень рассчитанных, на весь разворот, простынь!), с хитринкой посмотрела на него:

– Да на здоровье! Как там… Маша?

Леонид понял, что умная женщина специально называет псевдоним его напарницы, и подыграл:

– Маша спит. Ещё раз спасибо за лекарства!

– А какие ещё лекарства?

– А… А это у нас присказка такая, Гуландом-опа. Лекарства нужны только для души!

– Точно. А ещё лучше для души – покой и сон. Ну, идите уж, «лечитесь»…

«Маша» спала, даже подхрапывая – расслабилась. Ротик снова приоткрылся.

Леонид заставил себя отвернуться.

Осторожно, стараясь не шуметь, подтащил к противоположной стене одну из оставшихся курпачей. Лёг, не раздеваясь. Простыню, принесённую Леной, не разворачивал. Так и лежал, глядя в потолок, а когда поворачивался на бок – в окно. Как заснул – не заметил.

Проснулся в темноте. Сел. Послушал, как сопит Лена. Нет, так не пойдёт.

Встал, включил свет. Осторожно подобрался с баклажкой и пиалой к стонущей во сне:

– Лена! Лена… Проснись, пора выпить таблетки… – она замычала, вскинувшись.

Села.

Спросонья Лена выглядела восхитительно: вылитая Горгона-медуза!

Волосы всклокочены, глаза дикие, и – на пол-лица!.. А тело готово к действию: не то бежать, не то драться!..

Леонида спасло только то, что он предусмотрительно держался в метре, а то бы точно треснули здоровой рукой! Но вот она его узнала:

– Ох!.. Извини, привычка. В последнее время мне нечасто… предлагают кофе в постель, – она кивнула на пиалу и таблетки.

– А ничего. Я привык к жестокому обращению. Все мои женщины меня тоже били!