Мерзкие дела на Норт-Гансон-стрит
Шрифт:
– Ты же знаешь, как сильно я люблю эту серию. – За словами Беттингера крылся особый смысл.
– Рубинштейн считает, что это должно привлечь внимание людей.
– Да, так и будет.
Алисса допила остатки сока, оставив гущу на дне.
– Ты думаешь, они не будут продаваться?
– Я
– Но…
– Но они провокационны. Они заставляют людей чувствовать вину или гнев, а может быть, и то, и другое, и больше подходят для музея, чем для особняка банкира, где они будут висеть на стене напротив плазменного экрана телевизора в семьдесят два дюйма и портретов блондинок, улыбающихся одинаковыми улыбками на всех картинах.
Алисса усмехнулась.
– Я с нетерпением жду встреч с кураторами музеев, которые разделяют твое мнение.
– Ты их встретишь. – В голосе Беттингера не было ни малейших сомнений – его вера в талант жены не знала границ. – Рубинштейн не думает, что они слишком черные?
Художница налила еще грейпфрутового сока.
– Он не уверен, но даже если они не будут продаваться, у меня появится репутация среди его клиентов.
– Которым он будет предлагать более аппетитные работы того же художника?
Алисса состроила гримасу и глотнула кислого сока.
– Таков план.
– Он позволит людям чувствовать, что они подходят к самому краю, в действительности к нему не приближаясь.
– Именно. – Жена протянула стакан мужу. – Ты можешь допить остальное.
– Не уверен, что переживу это.
– Есть и похуже способы отдать концы.
Беттингер допил обжигающие остатки сока.
– Он почти как серная
– Да?
Закрыв дверь в соседнюю комнату, детектив посмотрел в коридор.
– Гордон?
– Что?
– Обед в семь тридцать.
– Хорошо.
– Если опоздаешь, будешь мыть посуду всю неделю.
– Вольно, офицер.
– Иди сюда.
Стройный пятнадцатилетний парнишка с сонными глазами появился в дверном проеме и вытащил из правого уха белый наушник.
– Что? – угрюмо спросил он.
– Ты когда-нибудь готовил обед для всей семьи?
– Нет.
– Думаешь, это легко?
Гордон обдумал несколько вариантов остроумных ответов, не уверенный, стоит ли дальше раздражать отца.
– Я знаю, что это нелегко, – наконец ответил он, решив не обострять обстановку.
– Не заставляй меня угрожать тебе лишней работой, словно ты еще не вышел из десятилетнего возраста. Уважай и цени то, что делает твоя мать, которая много трудится, чтобы мы питались вкусной и полезной едой.
– Я ценю – она хорошо готовит. – Казалось, восстание юноши закончилось.
– И поздравь ее.
Гордон напряг свой подростковый ум.
– Она беременна?
Алисса рассмеялась. Несмотря на то что она выглядела молодо и женственно для своих сорока шести, ее смех звучал так, словно он исходил из груди белого старика, больного плевритом.
– Картины твоей матери будут выставлены в престижной чикагской галерее.
– Правда? – Лицо Гордона прояснилось. – Это здорово! – Он вытащил наушник из другого уха, подошел к матери и обнял ее. – Похоже, вкус у них лучше, чем у тех, кто живет в Аризоне. Они – настоящие интеллектуалы.
Конец ознакомительного фрагмента.