Мерзкие дела на Норт-Гансон-стрит

Залер Крэйг С.

– Ты же знаешь, как сильно я люблю эту серию. – За словами Беттингера крылся особый смысл.

– Рубинштейн считает, что это должно привлечь внимание людей.

– Да, так и будет.

Алисса допила остатки сока, оставив гущу на дне.

– Ты думаешь, они не будут продаваться?

– Я

не имел в виду ничего такого. – Жюль поднял вверх ладони. – Я не знаю мир искусства Чикаго, а твои картины великолепны.

– Но…

– Но они провокационны. Они заставляют людей чувствовать вину или гнев, а может быть, и то, и другое, и больше подходят для музея, чем для особняка банкира, где они будут висеть на стене напротив плазменного экрана телевизора в семьдесят два дюйма и портретов блондинок, улыбающихся одинаковыми улыбками на всех картинах.

Алисса усмехнулась.

– Я с нетерпением жду встреч с кураторами музеев, которые разделяют твое мнение.

– Ты их встретишь. – В голосе Беттингера не было ни малейших сомнений – его вера в талант жены не знала границ. – Рубинштейн не думает, что они слишком черные?

Художница налила еще грейпфрутового сока.

– Он не уверен, но даже если они не будут продаваться, у меня появится репутация среди его клиентов.

– Которым он будет предлагать более аппетитные работы того же художника?

Алисса состроила гримасу и глотнула кислого сока.

– Таков план.

– Он позволит людям чувствовать, что они подходят к самому краю, в действительности к нему не приближаясь.

– Именно. – Жена протянула стакан мужу. – Ты можешь допить остальное.

– Не уверен, что переживу это.

– Есть и похуже способы отдать концы.

Беттингер допил обжигающие остатки сока.

– Он почти как серная

кислота.

– Да?

Закрыв дверь в соседнюю комнату, детектив посмотрел в коридор.

– Гордон?

– Что?

– Обед в семь тридцать.

– Хорошо.

– Если опоздаешь, будешь мыть посуду всю неделю.

– Вольно, офицер.

– Иди сюда.

Стройный пятнадцатилетний парнишка с сонными глазами появился в дверном проеме и вытащил из правого уха белый наушник.

– Что? – угрюмо спросил он.

– Ты когда-нибудь готовил обед для всей семьи?

– Нет.

– Думаешь, это легко?

Гордон обдумал несколько вариантов остроумных ответов, не уверенный, стоит ли дальше раздражать отца.

– Я знаю, что это нелегко, – наконец ответил он, решив не обострять обстановку.

– Не заставляй меня угрожать тебе лишней работой, словно ты еще не вышел из десятилетнего возраста. Уважай и цени то, что делает твоя мать, которая много трудится, чтобы мы питались вкусной и полезной едой.

– Я ценю – она хорошо готовит. – Казалось, восстание юноши закончилось.

– И поздравь ее.

Гордон напряг свой подростковый ум.

– Она беременна?

Алисса рассмеялась. Несмотря на то что она выглядела молодо и женственно для своих сорока шести, ее смех звучал так, словно он исходил из груди белого старика, больного плевритом.

– Картины твоей матери будут выставлены в престижной чикагской галерее.

– Правда? – Лицо Гордона прояснилось. – Это здорово! – Он вытащил наушник из другого уха, подошел к матери и обнял ее. – Похоже, вкус у них лучше, чем у тех, кто живет в Аризоне. Они – настоящие интеллектуалы.

Конец ознакомительного фрагмента.