Мерзкие дела на Норт-Гансон-стрит
Шрифт:
Хозяйка впустила полицейских в коридор, где пахло смесью кишечных газов и сыром чеддер, и подвела их к закрытой двери.
– Как его зовут? – спросил Беттингер.
– Питер.
Детектив постучал в дверь.
– Питер?
– Что? – Голос мальчика был невнятным и влажным от слез.
– С тобой все хорошо?
– Да.
Беттингер посмотрел на женщину.
– Ваше имя?
– Лиз.
– Лиз – а дальше?
Хозяйка немного помедлила.
– Смит.
– Достаньте ваше водительское
– У меня его нет.
– Тогда свидетельство о рождении или карточку социального страхования.
– У меня их тоже нет.
– В таком случае покажите нам любой документ с вашим именем. Кредитную карту или счет – что угодно. И оденьтесь.
– Я одета. – Лиз дернула за ночную рубашку, что потревожило ее груди, напоминавшие глаза алкоголика. – Многие женщины носят такую одежду дома.
– Вам нужно что-нибудь к ней добавить, – сказал Доминик.
– Я не стыжусь того, какой меня создал Бог.
– Только не надо приписывать Ему все заслуги, – хмыкнул Уильямс.
– Заткнись. – Беттингер махнул рукой и повернулся к Лиз. – Пожалуйста, мисс Лиз, найдите какие-нибудь документы и наденьте халат.
Женщина повернулась, немного помедлила, а потом оглянулась через плечо.
– Моя фамилия Валески.
– Хорошо.
– Но раньше была Смит.
– Конечно, – жестко сказал Жюль.
Его коллега последовал за бледной стеной – спиной Лиз – в засыпанную мусором гостиную.
Оставшись в одиночестве в коридоре возле двери в ванную комнату, Беттингер снова постучал в нее.
– Питер?
Ребенок ничего не ответил.
– Я полицейский, и мне нужно с тобой поговорить.
И вновь никакого ответа.
Детектив осторожно приоткрыл дверь. Внутри зеленовато-голубой ванны, прячась за покрытой плесенью занавеской, сидел маленький грязный мальчик.
– Питер? – позвал его полицейский.
Бледный овал лица прижался к занавеске с внутренней стороны.
– Меня зовут детектив Беттингер – ты можешь называть меня «Жюль», – и мне нужно с тобой поговорить. – Детектив вошел в ванную комнату, где сильно пахло фекалиями. – Ты должен отвечать честно, когда я буду задавать тебе вопросы, это важно. Ты меня понял?
Бледный овал дрогнул.
– Я ничего не сделал.
– Я знаю. Я хочу поговорить о том, что сделала твоя мама.
– Уходи.
– Я должен убедиться, что с тобой всё в порядке.
Жюль потянулся к занавеске, но Питер ударил его по руке.
– Бить полицейского – это нарушение закона.
– Я не должен слушать ниггеров.
Детектив вспомнил бритоголовых типов, болтавшихся на ближайшем углу, и без труда представил себе будущее мальчика.
– Питер, мне нужно взглянуть на тебя и убедиться, что с тобой все хорошо. Если ты еще раз меня ударишь, у тебя будут неприятности.
Размытый
Беттингер сдвинул занавеску в сторону и увидел напуганного шестилетнего мальчишку со светлыми волосами, в красных трусах и пурпурных синяках. К лицу и груди у него прилипли какашки.
– Доминик! – закричал Жюль в дверной проем. – Вызывай «Скорую»!
– Уже звоню, – отозвался капрал.
Его напарник сорвал со стены мочалку, включил воду и намочил ткань. Опустившись на колени возле ванной, он стер коричневую дрянь с губ и подбородка мальчика.
– Я забыл спустить воду, – признался Питер.
Детектив сложил мочалку и продолжил мыть ребенка.
– Поэтому мать заставила тебя есть это? Потому что ты не спустил воду?
Мальчик кивнул. Его нижняя губа задрожала, в глазах появились слезы.
Беттингер стер коричневые экскременты с его груди и отшвырнул испачканную мочалку.
– Ты не сделал ничего ужасного, Питер. Твоя мама поступила неправильно. Ты понимаешь?
Ребенок заплакал. В ванной комнате появилась тень, и Жюль повернул голову. В дверном проеме стояла Лиз Валески в красном халате, который выглядел как палатка. В руках у нее был конверт.
– Вон отсюда! – рявкнул детектив.
Женщина отступила.
Беттингер вышел вслед за ней в розовый коридор, закрыл дверь и посмотрел на Доминика.
– Она больше не увидит ребенка.
– Питер лжет. – Лиз вдруг начала отчаянно дрожать. – Что бы он ни сказал, он лжет.
– Ребенку не нужно это слушать, – заметил детектив.
Великан Уильямс стал подталкивать женщину по коридору в сторону гостиной.
– Давай, вихрем.
Жюль последовал за ними в комнату, которая больше походила на выгребную яму, чем на кухню.
– Когда приедет «Скорая»? – спросил он.
– Они сказали, через пятнадцать минут, – ответил его коллега.
Детектив достал сотовый телефон.
– Я позвоню в службу опеки и…
– Нет! – завопила Валески. – Вы не можете…
– Тихо. – Доминик указал на слой крупы, покрывавший пол. – Закричишь еще раз – и это станет твоим завтраком.
Женщина стиснула челюсти. В ее злобной голове вели войну ярость и страх.
Капрал посмотрел на напарника.
– Что она сделала с ребенком?
– Избила его. Заставила есть собственное дерьмо, потому что тот не спустил воду в туалете.
Лицо Доминика потемнело.
– Мой сын лжет! – запротестовала Лиз. – Он… он все время что-то выдумывает. Вы не можете…
– Он весь в синяках, – перебил ее Беттингер, – и у него рот забит экскрементами… часть из которых у тебя под ногтями.
Женщина посмотрела на свои грязные руки.
Уильямс вздохнул и отошел в заднюю часть кухни.
– В наши дни трудно растить ребенка. Особенно в одиночку.