Месс-менд. Части I и II
Шрифт:
Глава двадцать шестая
Обыск в тюрьме
Доставленный в тюрьму преступник уселся на своих вещах с клеймом «Померания», охватил колени руками и стал качаться из стороны в сторону с переменным выражением
— Сперва обыщите вещи и сдайте их сторожу, — проворчал агент, садясь на табуретку, — потом сорвите с него парик. Ты, Анна, помоги спутать эти самые дамские бахромки, черт бы их побрал. Ну и мужчина! Да я бы не напялил на себя женскую канитель даже для того, чтоб пробраться ночью в католический монастырь.
Пока он давал волю своему красноречию, заменявшему ему менее дешевое удовольствие курения, надзиратель и Анна приступили к обыску. В розовом портпледе оказались подушка, одеяло, ночная кофта и клизма. В чемодане — белье, фуфайка, набрюшник и еще одна клизма. Агент недоверчиво покачал головой на это в высшей степени подозрительное обстоятельство.
— Сорвите с него парик! — проворчал он сердито.
Надзиратель и Анна подступили к качающейся даме. Анна крепко схватила ее за шляпку и сорвала шляпку. Потом, не слушая криков преступника, она еще крепче вцепилась в седую прическу, рванула ее и ничего не сорвала. Седые космы рассыпались во все стороны вокруг старческой головы — это были настоящие волосы.
— Гм! — протянул агент.
— Звери! — подбоченилась Анна, — с чего это вы заставляете меня рвать бабушку за волосы? У меня у самой бабка есть. Подите вы к шуту!
Между тем бабушка, мало вникая в то, что с ней происходит, простоволосая, растрепанная, охрипшая от крика, снова забегала по камере, ломая руки и бормоча:
— Тысяча марок, о-о-о! Тысяча золотых марок! Насмешка… Нестерпимая насмешка! Пусть мне дадут капли. Пусть дадут мне сюда доброго, хорошего пастора! Я должна понять свое положение!
Полицейский агент, выйдя к Дубиндусу, дожидавшемуся вместе с Дурке в приемной, насмешливо пожал плечами:
— Боюсь я, коллега, что вы могли бы потратить свои денежки на доставку чего-нибудь почище этой дамочки. Она такой же мужчина, как мы с вами женщины. Грим с нее не смоешь даже серной кислотой. Это обыкновенная старуха лет за шестьдесят.
Дубиндус разинул рот и поворотился к Дурке. Но тот подмигивал, дергался, делал так и этак носом и глазами до тех пор, покуда Дубиндус не увидел стоящего в дверях нового посетителя тюрьмы.
Очкастое, небольшое существо в широкой одежде, похожей на дамское кимоно, вошло в комнату. На голове его тюбетейка, щека повязана пунцовым платком, подбородок заклеен английским пластырем, черные стекла очков покрывают глаза. Руки в черных шелковых перчатках протянулись к полицейскому агенту с повелительным жестом. Черные стекла очков взглянули на Дубиндуса и Дурке уничтожающе.
— Карл Крамер! — вырвалось у Дубиндуса.
Это был следователь Карл Крамер, вслед за ним вошел и его новый секретарь, идеально одетый, вылощенный, выхоленный, вытянутый молодой человек.
— Здравствуйте, здравствуйте, господа! — рассыпался он медовым тоном. — Мы только что узнали о произведенном аресте над трупом убийцы моего несчастного предшественника. Херр Крамер крайне доволен этим обстоятельством. Он берет на себя следствие. Вот распоряжение, по которому ни одна живая душа, кроме него самого, не должна допускаться к задержанному.
— Старуха просит к себе пастора, — протянул полицейский агент, не очень-то довольный отнятием у него следствия. — Это самая паршивая старуха третьего сорта, если кому угодно знать мое мнение.
Секретарь медово улыбнулся.
— У херра Крамера, любезный господин агент, мнение как раз обратное. Херр Крамер считает, что мы имеем перед собой величайшего преступника. Он боится больше всего самоубийства со стороны задержанного. Надо лишить его всякой возможности покончить с собой. Что касается херра Дубиндуса, доставившего преступника в Зузель, то херр Крамер (здесь секретарь очаровательно повернулся на каблуках в сторону Дубиндуса и Дурке), то херр Крамер немедленно представит его к награде и полному восстановлению в правах.
С этими словами секретарь положил на стол официальную бумажку, подхватил своего безголосого патрона под руку и с большой предупредительностью вывел его из тюрьмы.
Агент, Дубиндус и Дурке посмотрели друг на друга, как три собаки, которым брошена одна-единственная кость.
«Я буду восстановлен в правах и получу награду!» — пронеслось в голове Дубиндуса.
«Он будет восстановлен и награжден за то, что я сделал в поте лица!» — подумал Дурке.
«Его восстановят, а меня, значит, побоку!» — сделал выводы новый полицейский агент.
Вполне понятно поэтому, что все трое вышли из тюрьмы гуськом, а выйдя, тотчас же разошлись в разные стороны, чтоб не видеть друг друга вплоть до той удобной, счастливой и, по всей вероятности, загробной минуты, когда можно будет встретиться в полное свое удовольствие — с дубинкой, плеткой, палкой и чем-нибудь в этом роде. К чести Дубиндуса надо, впрочем, сознаться, что мысли и надежды эти принадлежали только двум его коллегам, что же касается его самого, то он предпочел бы не встречаться с ними ни в этом, ни в том мире.
Начальник тюрьмы между тем прочитал официальную бумагу и дал немедленное распоряжение:
— Пойманную преступницу, отказывающуюся себя назвать, поместить в изоляционную камеру. Отнять от нее все, что могло бы повести к самоубийству. Давать ей пить только дистиллированную воду в кружке, которая будет прислана в тюрьму самим следователем. Не пускать к ней никого, в том числе пастора и дежурных сторожей, даже если б она звала их во весь голос.