Месть богини
Шрифт:
Потом сказители завели очередную историю. На сей раз о ветреной леди Годе, обожавшей разъезжать на лошади нагишом, и ее многочисленных любовниках…
Через полчаса, когда дождь чуть стих, принц Кальм начал нетерпеливо ерзать на мягком диванчике и, наконец не выдержав, дернул за шнур звонка, и карета остановилась.
— В чем дело? — недовольно бросил Алентис.
— Срать хочу! — возвышенно рявкнул прекрасный принц и пулей вылетел из кареты в ближайшие заросли у дороги.
Желудок принца так и не успел окончательно прийти в норму после приема отвара стеглии.
«Интересно, он тоже ел тот чудный омлет? — злорадно хихикнула про себя Элия. — Опасно употреблять
Алентис собрался было поразмять ноги, но, отдернув штору, увидел безбрежные просторы великой грязи и отказался от своего намерения. В скорбном молчании спутники дожидались возвращения Кальма с ответственного мероприятия.
Наконец тот осчастливил их своим явлением. Дав кучеру отмашку двигаться дальше, он запрыгнул в карету, оставляя за собой ошметки липкой грязи. К счастью, магический пол кареты предусматривал ликвидацию и такой беды. Грязь плавно впиталась в пол, и тот вновь засиял первозданной чистотой. Теперь золотистую гармонию порядка нарушали только сапоги Кальма, превратившиеся из черных в серо-коричневые с зелеными вкраплениями приставших к ним листьев. Алентис лишь дернулся, спасая свою обувь от соседства с братом, и закатил глаза, уже устав реагировать на очевидный факт: как Кальм был свиньей, так ею навсегда и останется.
Между тем вышеназванное животное, удовлетворив естественные потребности организма, развалилось на диване, откинувшись на его мягкую спинку, и немного поерзало для достижения максимального комфорта. Ох, лучше бы Кальм этого не делал…
Раздался еле слышный подозрительный хруст, и воздух наполнился ужасающей вонью. Дышать стало совершенно невозможно. Едва успев остановить карету, все спешно попытались покинуть ее. Алентис и Кальм выскочили первыми и оказались по колено в огромной луже, точно посередине которой затормозила карета, и тут же принялись перебрехиваться. Отис, закрыв нос платком, сделал знак даме вылезать первой. Джей, опередив сестру, проворно поднял отвороты сапог, спрыгнул в грязь и протянул к Элии руки. Принцесса скользнула к нему в объятия. Нежные ручки девушки обвили шею брата. Бережно, но крепко держа драгоценную ношу, мужчина отодвинулся, давая возможность советнику выбраться следом. Он спрыгнул в роскошную лужу последним, как капитан с тонущего корабля.
Отдышавшись, Отис заорал:
— Кальм, идиот, как тебя угораздило притащить в штанах клопа-вонючку?!!
— Шутка, советник! — процедил Кальм и, сам скорчившись от отвратительного запаха, настолько быстро, насколько это было возможно, побрел, преодолевая сопротивление воды и грязи, к следующей карете, в которой ехала часть его гардероба.
На почтительном расстоянии от принца — чтобы не достал аромат — двигались остальные беженцы, пытаясь покинуть пределы грязного «озера». Оно, вероятно, решило, что лужей именоваться куда почетней, и коварно расположилось посреди дороги, чтобы топить неопытных путешественников.
Стража и слуги, так и не выяснившие для себя причину второй за последние несколько минут остановки, но привыкшие повиноваться причудам хозяев, с любопытством глазели на происходящее, но вмешиваться не решались. Эскорт пока придержал коней.
Джей, наслаждаясь каждым мигом пешего перехода, бережно нес сестру, и этому удовольствию не могла помешать даже вонь, которая по мере удаления Кальма несколько ослабела. Принцу хотелось как можно дольше не достигать твердой земли, идти, по-прежнему не выпуская Элию из своих объятий. Бог был даже по-своему благодарен придурку Кальму за клопа-вонючку, из-за которого появился блестящий шанс взять сестру на руки, ради того чтобы она не замочила свои прелестные ножки… Обнимать
Доковыляв наконец до двери багажной кареты, Кальм выдрал из грязи ноги и, забравшись на подножку, рявкнул во всю силу неслабых легких:
— Барт! Рэм!
Двое мужчин средних лет в одинаковых серо-зеленых ливреях с гербами царствующего дома Альвиона, услышав клич, шустро, словно гигантские кузнечики, выскочили из экипажа для слуг и рысью поспешили на зов хозяина, гадая, что ему понадобилось на сей раз. Метров за шесть от него они четко уяснили причину, но все-таки, мужественно дыша ртами и пытаясь не обращать внимания на слезящиеся глаза, осмелились подойти.
— Мне надо переодеться, — заявил Кальм и приложил печатку на пальце к двери кареты.
Послушно щелкнул магический замок. Принц споро забрался внутрь, но не успели слуги последовать за ним, чтобы, героически жертвуя своим обонянием, совершить облачение принца, как тот не менее споро вылетел из кареты, плюхнувшись в грязь. Прикрывая нос платком и отчаянно чихая, Кальм еще умудрялся тыкать пальцем в сторону кареты и негодующе мычать. По уши облитые грязью после «удачного» приземления хозяина камердинеры недоуменно переглядывались. Подобравшиеся поближе, с подветренной стороны, Отис, Алентис и сказители, весьма заинтересованные происходящим, пытались уяснить причины этого спектакля.
— Что, еще один клоп, ваше высочество? — подчеркнуто вежливо осведомился Отис.
Кальм метнул на него злобный взгляд и, прекратив на пару секунд чихать, процедил:
— Кошки!!!
— У его высочества ужасная аллергия на кошачью шерсть. Перед болезнью оказались бессильны даже маги-целители, — задумчиво пояснил советник в ответ на недоуменный взгляд Элии. — Но что животные делают в его багаже?
Отис прочавкал к карете и приоткрыл уже не запертую дверь. На мягком нежно-зеленом паласе, покрывавшем эту передвижную гардеробную, раскинулась ослепительно-рыжая кошка в окружении четырех слепых котят. С видом Мадонны, представляющей людям Спасителя, она благосклонно взирала на посетителей, пришедших выразить восхищение ее потомством. Рядом восседал гордый ярко-апельсиновый папа. При виде людей он выгнул спину и предупреждающе зашипел. В тоне отчетливо слышалась угроза.
— Ой! Да это же Пират и Апельсинка — кошки из гостиницы! — радостно воскликнула Элия. — И котята! Какая прелесть!
— Вышвырните их вон! — голосил Кальм, безудержно чихая. — Вон! Чхи! Уто… чхи!.. пить!!!
Слуги сделали шаг к карете. Пират прижал уши к голове и зашипел сильнее, приготовившись сражаться. Принцесса поспешила вмешаться. Взгляд, полный сладкого обожания, устремился к Кальму, нежный голосок защебетал:
— Ваше высочество, конечно, шутит? Такой благородный рыцарь, как вы, никогда не поступит жестоко с невинными беззащитными животными.
Забыв о хлюпающей в сапогах грязи, вони раздавленного в брюках клопа, насморке и слезящихся глазах, Кальм жадно уставился на девушку, слыша в ее словах, тоне то, что хотел услышать, — обещание. Когда кончик розового язычка Элии легко скользнул по пухлой нижней губке, а рука в волнении прижалась к вырезу платья, принц ощутил такой взрыв желания, что все его тело содрогнулось. Взгляд девушки перешел на проклятых кошек, став таким нежным и ласковым, что Кальм понял: прикончи он сейчас этих тварей — и благосклонности сказительницы ему не видать.