Месть Фарката Бона
Шрифт:
Бона чуть снова на пол не опрокинуло. Животные в стойлах волновались и шумели. Да что тут поделаешь, и не до них стало.
— Ого! Разбуянилась небесная стая! Играют боги, не иначе — стрелы мечут! — сказал, криво улыбнувшись, бесстрашный рыцарь Ольхольмерский в кромешную водяную стену и, прислонившись к загородке, глянул на мертвеца.
И тут висельник… дернулся! То ли судорога последняя по телу грешному прошла, то ли прямо в него молнией попало. Фаркат сам не знал, зачем, но рванул навстречу — подумал под ноги тому колено подставить, но нет, в прыжке веревку
Так вместе в денник и завалились…
— Ах ты ж, гадость какая! — выползая из-под мерзко пахнущего мужского тела, истинно котом шипел Фаркат. — Откуда ты, тварь, тут взялся? Тут фарронов сто (3) от ваших мест…
Полумертвый Хедике Мерейю так и лежал, хрипя, но не шевелясь. Бон заметил, что из-под его закрытых век текли слезы. Он наконец-то смог встать и от досады несильно пихнул подонка носком сапога:
— Либо ты мои последние слова позабыл, кобелина?
— Х-р-р-р. — Тот покачал головой из стороны в сторону — говорить-то не мог…
— А теперь слушай меня, красавец-удалец, насильник-убивец. — Фаркат безбоязненно спустился в подвал (наверху лестницы стоял, поигрывая мечом, Гийом Гайярский) и присел на корточки рядом с лежащим на мешке с рожью Мерейю. Одет тот был в дорогой камзол, да незашнурованный и без пояса. Волоса нечесаны, и рукава камизы несвежие… Видать, в чём из отцовского дому гнали, в том и остался.
— Да. — Дернулся Хедике, оперся на стенку, взгляда не поднял.
— Хочу, чтоб ты понял — это малая вира тебе за мертвую девочку, что в лесу воксхоллском оставил. Пусть она тебе, гаду, вечно снится!..
Мерейю, казалось, и не дышал, пытался телом своим видным да статным в незаметный комок сжаться и даже, вроде, действительно уменьшился рядом с совсем некрупным Боном.
— Тьфу… — Фаркату стало вовсе досадливо. — Тварь трусливая! Пока в Захруте сидишь — живи… С Луткой, если не прогонит. А Барата тоже ты убил?
— Нет, клянусь! — Мерейю даже осмелел, в глаза своему непонятному мстителю глянул, головой затряс. — Страшное что-то забрало… темное.
— А, значит, видел. — Фаркат хмыкнул. — Это я был… Бу! — Потом посерьезнел и сказал, ставя ногу на первую ступеньку лестницы и вынимая из скобы принесенный с собой факел: — Помни, перстенек-то у меня, забалуешь — я в камне увижу…
— Выходит, забыл! Сбежать вздумал! Не впрок тебе пошел урок… Зло, оно такое — живучее… — Бон вдруг почувствовал, что как-то тиско ему и гадко сделалось, уйти сильно захотелось. Такова природа человека… и всё, что задумал, что лелеял тайно, показалось такой насмешкой, делом ненужным… далеким.
Совсем уж собрался махнуть Гиойму, как через плечо только промельк движения Мерейиного не зрением, даже, а, вроде, затылком, что ли, ухватил — тот, беззвучно шевеля губами, пальцем показывал себе на шею. И в свете ударившей молнии Фаркат Бон увидел, как там, поверх лохмотьев разорванной веревкой кожи, серпом блеснул рабский ошейник…
(1)— переделок — межпогодье, циклон.
(2)—
(3)— мера длины, расстояние приблизительно равное 100 км.
========== Отъезд ==========
— Вот что-то в этой грозе неправильное есть… — Зула, тащившего в дом по расквасившейся жирной земле тяжелое бессознательное тело, слегка морозило от похмелья.
— Давай, башку ему о дверь не раскрои. — Фаркат, чтобы не мешаться, хмуро шел рядом. — Да, уезжать нам надо, печенкой чую! — согласился он.
Однако, что делать со спасенным негодяем, решить никак не мог, поэтому, сдав того на попечение опытных в лечении ран и увечий воинов, сам отправился в птичник. Там, в тепле и сытном запахе сонных кур, выдув несколько свежих, прямо из-под несушек, яиц, Бон крепко задумался, уже не обращая внимания на стучащий по крыше дождь…
На утре ненастье, вроде, притихло — так, побрызгивало временами, но хмурое небо было укутано плотными перинами туч, беременными новыми ливнями.
— Гийом, — вошедший в комнату Фаркат окликнул друга, который с озабоченным лицом склонился над мечущимся в горячке Хедике. — Если не выдержит дорогу, придется оставить его тут, да?
— Мы сворачиваемся, — неожиданно невозмутимо ответил тот. — У тебя вся туника в крови. Голодный? — Рыцарь устало опустился на лавку.
— Я там гнезда чуток поразорял. Сыт. — Бон сразу как-то успокоился и сел рядом. — Что скажешь? — кивнул на раненого.
— Котом был, котом и остался, — пошутил Лон Гайяр и посерьезнел. — Били сильно, но выяснять я бы не стал, не те люди тут на границе. Четыре квода, конечно, немало, но класть своих людей ради раба?! Лучше говори, что нас в такой час гонит? Хотя я уже приказал — отряд будет на конях через…
— Выступаем в Оломейскую Обитель, командир? — в комнату без стука вошел сэйр Палама, Начальный разведки армии Великой матери, с двумя воинами, которым указал на больного. — Мессир Ольхормер, — обратился он к Фаркату. — Карета ждет, дитё накормлено и спит.
— Ну вот всё и решилось. — Тот встал, поплотнее запахнул измятый камзол. — Я еду один, а вы дождитесь Брая с войском на заставе.
— Куда это ты намылился? — почти заорал Гийом.
— Домой, — ответил Бон.
========== За перевал ==========
Астар-лон Гайярский, уважая клятву, данную месмам во служении, порядок и свои рыцарские обеты, никогда вслух не бранился, но, пока задержавший выезд до самого вечера Фаркат, собираясь в дорогу, метался по двору и по комнатам, нарушал свой обычай не единожды…
— Ты же па… Песий сын, в седле как го… мотаешься! — пытался урезонить он глупого приятеля.
— Ничего-ничего, я сапоги сниму да когти выпущу, так и удержусь за бочка. Лошадки-то мохнатые! — отвечал, по-кошачьи лыбясь Бон; глаза у него были какие-то… непонятные.
— Что я Браю скажу, бл… Ху… Га… гаденыш, коль сожрет тебя кто за перевалом, а?
— Да я сам кого хош сожру! Вон и ножичек у меня имеется, — храбрился пересмешник. — Скажешь, что долг велит — месть свою не закончил я, скажешь. Да не боись, вернусь, соскучиться не успеете!