Месть и прощение (сборник)
Шрифт:
– Бедная моя Моисетта…
По зрелом размышлении Лили заподозрила, что ее присутствие вовсе не улучшает характер Моисетты. Младшая сестра, обреченная на вечное сравнение с ней, куда более остро переживала обычные стадии взросления. Не будь рядом Лили, она не попала бы под огонь критики и спокойно следовала своим путем, причем куда меньше спотыкаясь. Эта догадка ошеломила Лили. Она мысленно проследила их историю и решила, что несет ответственность за пороки сестры. Более того, она виновна! «Никто не делает зла по своей воле» – это сократовское выражение, которое преподаватель философии как-то задал ей в качестве темы эссе, не выходило у нее из головы: Моисетта не была злой ни по натуре, ни по намерениям, такой она стала из-за Лили.
Сочтя себя виновной, Лили в следующие месяцы относилась к сестре с сердечным вниманием, так что та, успокоившись, начала забывать о своем предательстве и как ни в чем не бывало радовалась жизни.
В июне обе сдали экзамены на степень бакалавра, Лили с оценкой хорошо, Моисетта – посредственно. Это означало прощание с детством. Им предстояло войти в жизнь, найти свое место в обществе. Моисетта объявила, что собирается устроиться официанткой в кабачок в Брессе, в получасе езды от родной деревни по Форелевой дороге. Лили месяц хранила молчание, а потом сказала родителям, что хотела бы изучать право в Лионе.
Эта новость всех привела в замешательство: до сих пор Лили не заговаривала о своих планах на будущее и дороги сестер-близнецов, казалось, не должны были разойтись.
Потом Барбарены согласились с этим решением и обещали дочерям финансовую поддержку. У Моисетты выбор сестры не вызвал радости: ее страшила разлука с Лили. Мрачная, подавленная, она несколько дней отказывалась от пищи.
– Моисетта, почему ты так грустишь?
– Но, мама, ведь Лили уезжает…
– Ах ты моя бедняжка…
– Я люблю сестру, – выдохнула Моисетта.
Разумеется, она принимала за любовь то долгое сосуществование с Лили, физическую смежность, животную близость; она называла любовью привычку постоянно полагаться на сестру-близнеца; ей было комфортно находиться рядом с той, которая ни разу не предала ее; она принимала за любовь свою зависть, вожделение, злопамятность, желание отомстить, свои вспышки агрессии; она называла любовью упорную ненависть к старшей сестре.
Притворяясь, что расстроена, она насупилась. Ну вот, Лили снова звезда: за нее будут беспокоиться, тратить на нее деньги, расточать восторги. Моисетта уже предвидела, что, пока сестра будет получать высшее образование, она вновь окажется в тени, вновь станет той, о ком вечно забывают, «другой сестрой».
Лили же, со своей стороны, принимала это решение, думая и о своей судьбе, и о Моисетте, убежденная, что ее отъезд освободит сестру, которая, лишившись фона для сравнения, заживет собственной жизнью.
У отдалившихся сестер все складывалось хорошо. Лили осваивалась в Лионе – не мегаполис, конечно, но крупный город, притом как бы двойной: два холма – Фурвьер и Круа-Русс – отражались в двух реках. Лили, которой поначалу было одиноко, вскоре оказалась окружена друзьями-студентами, привлеченными блеском ее личности. Несколько юношей пытались за ней ухаживать, но Лили, у которой еще остался осадок после истории с Фабьеном, в ожидании лучшего держала всех на расстоянии, желая сосредоточиться на изучении права.
А Моисетта в своем ресторане расцвела, обязанности официантки были ей вполне по силам, и она с блеском справлялась с работой. Свободного времени у нее было больше, чем у сестры, да и к противоположному полу ее тянуло сильнее, поэтому она отваживалась на любовные авантюры. В кухне ресторана она пробовала блюда, которые подавала в зале, и точно так же по окончании смены пробовала на вкус мужчин. Свою игру она вела эффективно и осмотрительно, определяя начало и конец любовной истории, ловко управляя несуществующими влюбленностями в стремлении познать мужскую фауну, чтобы завладеть очередным самцом.
Теперь при встрече сестер уже Моисетте было что порассказать. Это доставляло Лили удовольствие и свидетельствовало о правильности ее решения уехать. Сестра явно преуспевала на пути самоутверждения.
Лили в глубине души жалела, что покинула Сен-Сорлен, родную деревню с ее цветами, приветливыми лицами, до боли знакомыми мощеными улочками, – такое уютное убежище. В Лионе, в тесной студенческой квартирке на верхнем этаже многоэтажки, где у нее от высоты кружилась голова, она вспоминала родителей, с тоской представляя себе поросшие тростником берега Роны (в Лионе набережные реки были закованы в гранит), кошек, дремавших на каменных выступах домов, приветливых собак, бегающих на свободе, щебет синиц, болтливых, как лионские консьержки, низкий лёт ласточек перед грозой, вальяжных улиток, изобильно украшавших изгороди после дождя, томноглазых осликов, приветливое мычание коров. Лекции ее не слишком увлекали, на самом деле Лили просто добросовестно следовала по пути, избранному в тот летний вечер, когда она решила уступить место сестре. Она упорствовала скорее по инерции, чем по склонности.
Однажды, когда ей стало совсем грустно, девушка опрометчиво призналась подруге, как ее тяготит разлука, а та на следующий день передала все Моисетте. Забыв о воцарившемся между ними мире, Моисетта пришла в ярость. Как?! Ее сестра разыгрывает из себя мученицу? Утверждает, что принесла жертву? Лицемерка! Да ведь это она берет деньги у родителей на учебу, она благодаря дипломам повысила свой общественный статус, вращается среди интеллектуалов, ей ли жаловаться?! Ничего себе! Вот ведь наглость!.. На нее, Моисетту, никто не потратил ни сантима! Живя в родительском доме, она вносит свою долю на оплату счетов, участвует в домашних делах. О Лили, о принцесса, она скоро приедет! Когда она возвращается, утомившись в своем Лионе, все ходят на цыпочках, ведь ей нужно отдохнуть! И отчего, спрашивается, можно переутомиться в двадцать лет? Ах, это так изнурительно читать книжечки! А лекции профессоров так изматывают! Если бы эта Лили подняла задницу, побегала бы по ресторану из кухни в зал и обратно с тарелками, полными горячей еды, тогда бы она поняла, что значит утомиться. Да еще попробовала бы пообщаться с клиентами, которые утверждают, что заказывали форель, жаренную на гриле, а не обвалянную в панировке, или, мол, их тетушка Зоэ совсем иначе готовит десерт «Плавучий остров». Тогда бы я ей посочувствовала. Но тут – живи себе беззаботно в студии, откуда открывается вид на весь Старый город!
Моисетту одолели прежние демоны. Три года затишья ничего не изменили в ней, она вновь ополчилась против сестры! При встрече с Лили она не подала вида, но, задавая как бы невзначай умело направленные вопросы, убедилась, что подруга говорила чистую правду: Лили совершенно не ценит возможность жить вдали от родных и Сен-Сорлен! Но почему?
Моисетта ощущала скорее не жалость, а злость. Лили заставляла себя терпеть во имя любви – от этого Моисетту мороз продирал по коже. Она ни за что не пошла бы на такое! Ей нечего этому противопоставить! Почему?
Поразмыслив несколько недель на эту тему, Моисетта пришла к очевидному выводу: она никогда не стала бы приносить себя в жертву, потому что не испытывает никакой привязанности. Никакое чувство не может заставить ее предпочесть интересы сестры своим. Напротив. Это открытие ее поразило: оказывается, Лили любит ее, Моисетту, а вот она сама не любит сестру.
– Шлюха!
Она вновь употребила то же слово, которое бросила вслед Лили в ту августовскую ночь, когда та умчалась с Фабьеном Жербье на его мопеде.