Месть Клеопатры
Шрифт:
Алехандро подлил им еще шампанского, опустил бутылку в ведерко и, подняв глаза, увидел, что к их столику приближается ослепительно красивая молодая женщина. Он поневоле восхитился тому, с какой грациозностью ее стройное тело без видимых усилий рассекает ряды танцующих. На ней было простое белое платье (лифчика она не носила), и единственным украшением служила пара сережек с каплями черного опала в золотой оправе. Она заметила, что Алехандро глядит на нее, и в ее глазах, в двух больших изумрудных озерах, вспыхнул ответный огонь.
— Одна из твоих поклонниц, — прошептал Чи-Чи.
Женщина подошла почти вплотную к Алехандро и посмотрела ему прямо в глаза. Затем
Алехандро взял их и прикоснулся к ним губами, не сводя при этом глаз с женщины.
Ее губы были полураскрыты, груди заметно вздымались при каждом вдохе.
Он поцеловал трусики и сунул их под ремень — как раз туда, где находился конверт, полученный от Чи-Чи. Повернувшись, она пошла прочь и смешалась с толпой. Но в последний момент перед тем, как затеряться в ней, она обернулась и увидела, что Алехандро поднимается из-за столика.
Из ее спальни в квартире на Пятой авеню открывался вид на Центральный парк.
Они стояли у постели, глядели друг на друга и целовались, целовались с каждым разом все дольше, пуская в дело язык. Он расстегнул «молнию» у нее на платье. Она стряхнула с плеч платье, и оно упало к ногам. Она прерывисто дышала, щеки у нее раскраснелись, соски стали твердыми. Он торопливо разделся, стянув с себя черные джинсы в обтяжку. Обнявшись, они рухнули на постель, принялись целоваться, ласкаться, предаваясь упоительной игре. Он хотел ее, потому что она хотела его, нуждалась в нем, требовала его. В такие минуты он чувствовал себя совершенно раскованно, целиком и полностью устремившись навстречу высшему мигу разделенного двоими наслаждения, но не спеша, контролируя себя, прислушиваясь к ее ритму, к ее страсти — и к своей собственной страсти.
Она отпрянула от него, скользнула вниз, принялась целовать и лизать, взяла в рот пальцы его ног и начала их сосать. Он застонал, покоренный эротическим наслаждением, которое она дарила. Ее язык нежно скользил по подушечкам пальцев ног, и он обожал ее. Медленно поднимаясь вверх по его телу и осыпая всего его поцелуями, она раздвинула ноги и опустилась ему на лицо, потребовав, чтобы теперь он начал целовать ее. И он послушно исполнил ее волю, наслаждаясь удовольствием, которое он ей доставлял.
Она в изнеможении повалилась на него, заслонив своими длинными каштановыми волосами ему лицо. Прильнула губами к его уху, лизнула его и кротко шепнула: «Трахни меня, Алехандро!» Он перевернул ее на живот. Она встала на колени и прогнулась, и он оседлал ее, с первого толчка попав глубоко внутрь. Раскинув руки, она уперлась в изголовье кровати.
Кончив, они лежали в объятиях друг друга, ощущая разлившееся по всему телу блаженство, восстанавливая дыхание. Внезапно она вздохнула.
Перегнувшись, он нежно поцеловал ее.
— Кстати, меня зовут Энн.
Они оба рассмеялись.
— Очень приятно, Энн.
Она перекатилась на локти и поглядела ему прямо в глаза.
— Надеюсь, тебе понятно, что я никогда раньше себя так не вела. Правда, мне часто хотелось, но решимости все время недоставало. Но когда я увидела тебя сегодня на сцене, то поняла, что хочу тебя. И что мне необходимо тебя заполучить.
— Да и мне всегда хотелось поступить как-нибудь в этом духе. Но никогда не хватало смелости.
— А о чем же ты мечтал?
Она поцеловала его в лоб.
— О том, что увижу на улице красивую женщину, пойду за ней, запущу руку ей под платье, а она обернется, посмотрит на меня и скажет: «Большое спасибо».
Она рассмеялась:
— Да, едва ли ты решился бы на такое.
Ее рука принялась блуждать по его телу, и они занялись любовью еще раз. После чего застыли друг у друга в объятиях, уже познавшие близость и все же такие далекие.
— Когда я была маленькой, мне хотелось стать балериной. И я часто мечтала о том, что меня увидит сказочный принц, и влюбится в меня, и унесет на руках к себе в замок, и после этого мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день.
— Ну и удалось тебе встретить сказочного принца?
— К великому сожалению, он оказался говнюком.
— Извини.
— Я встретила его в колледже. Он был профессором. Вел курс английской поэзии XVII века. И когда я впервые увидела его…
Прислушиваясь к ее открытому, беспощадному повествованию о самой себе, он испытывал внутреннее напряжение, потому что знал, что не смог бы ответить ей откровенностью на откровенность. Ни слова правды о самом себе не имел он права ей поведать. Он жил без друзей, без любимой — и для того, чтобы выжить в этом мире, ему уже давно пришлось отказаться от каких бы то ни было чувств. Сейчас эмоции были погребены в его душе так глубоко, что их можно было считать больше не существующими. Каждый раз, когда он занимался любовью с женщиной, в мозгу у него, как сигнал бедствия, вспыхивали давнишние слова Сивера: «Будь осторожен с женщинами. Откровенность с ними грозит гибелью». В Бюро была разработана «легенда» Алехандро Монэхена, в которой не было ни слова правды: идиллическое детство, нежно любящие родители, детская любовь, школа, подлинная любовь, разрыв вслед за нею, желание стать певцом и борьба за достижение этой цели. Ему столько раз приходилось повторять свою «легенду», что он чуть было сам не поверил в нее. Сжимая сейчас Энн в объятиях и рассказывая ей в очередной раз «легенду», он мысленно молился о том, чтобы когда-нибудь ему удалось зарыться в самого себя и разобраться в своих собственных чувствах, а потом поведать какой-нибудь женщине о том, каким отчаянно одиноким и вечно настороженным ощущает он себя в царстве лжи.
Они лежали обнявшись, лежали, упиваясь отпущенными им мгновениями, лежали, прислушиваясь к негромким ночным звукам за окном. Затем совершенно неожиданно он объявил ей, что должен ехать домой, чтобы выгулять собаку. Он оделся, записал номер ее телефона, сказал, что позвонит ей, и откланялся. Приехав домой, он забрался в свою холостяцкую постель. Собаки у него не было. Строго говоря, у него не было ничего из того, что принято соотносить с нормальной жизнью.
Баржа с алым парусом на носу медленно двигалась на фоне вечернего неба вниз по течению Нила. Звучавшая на палубе музыка разносилась далеко окрест. На берегу собралось огромное множество людей, жаждавших лицезреть свою царицу. Между тем полуобнаженные рабы подносили царице Клеопатре и Чи-Чи Моралесу яства на золотых блюдах.
Алехандро в тунике и сандалиях двинулся к пирующим, неся высоко над головой блюдо с заморскими фруктами, на дне которого был спрятан кинжал, смазанный ядом кобры.
У входа в павильон, в котором происходило пиршество, главный евнух тщательно проверял каждое блюдо, дабы убедиться, что специальные дегустаторы отведали его, прежде чем оно будет подано царице. Так же он поступал и с напитками. Подойдя ближе, Алехандро увидел женщину по имени Энн: стоя у входа в павильон, она беседовала с другими женщинами, лица которых ему тоже были знакомы. Все они глядели на него и о чем-то шептались…