Месть нибелунгов
Шрифт:
Принцесса убрала его ладонь со своего лица и сжала ее, словно заключая договор, а затем заглянула ему в глаза.
— Что ж, Зигфрид Исландский и Ксантенский. Я покажу тебе несправедливость там, где ты пытаешься установить мир.
Этим вечером Нацрей не вернулся в свой шатер. Его телу не нужен был сон, а ложе не нуждалось в его присутствии. В мешке он нес с собой все, что было необходимо, а мягкий мех на обуви приглушал звук шагов. Ни одна ветка не шелохнулась под его ногами, ни один лист не выдал его продвижения.
Произошло то, чего он боялся. То,
Он многому научил Зигфрида, но некоторые вещи юноша просто отказывался понимать. У наследного принца Ксантена и Исландии было благородное сердце, однако он не обладал мудростью опытных воинов. Опыта Вульфгара хватило бы на многих воинов, но вместо сердца у него был камень. Нацрей уже долго наблюдал за этой войной и понимал, что после нее повсюду останется только выжженная земля.
Он должен выполнить свой долг.
Проще всего зарезать Зигфрида кинжалом. Нацрей, будучи другом принца, может приблизиться к нему, и ни один стражник не посмеет обыскивать его, проверяя, не несет ли он с собой оружия. Но смерть Зигфрида означала бы победу Вульфгара, вечные страдания для Ксантена и Исландии, конец королевской династии. Нацрей хотел остановить кровопролитие, но не такой ценой. Значит, убивать Зигфрида нельзя.
Конец войны наступит со смертью Вульфгара.
Ночная темень не мешала Нацрею, и он довольно быстро шел по незнакомой местности. Те годы, о которых араб никогда не рассказывал Зигфриду, он провел в обучении, приобретя богатый опыт.
Нацрей пробрался мимо ксантенских часовых, которые прислушивались к окружавшей их ночи. Эту преграду он преодолел беззвучно, и с каждым шагом его старые мышцы расслаблялись все больше, словно вспоминали давно заученные движения. Его ноги, казалось, плыли над землей, не касаясь ее, а глаза видели больше, чем глаза сов, крики которых нарушали тишину.
Он не думал ни о предательстве, ни о постыдности поступка. На родине Нацрея убийство ради свободы было благородным делом и применение искусства убийства не считалось низостью. Но это могли делать немногие, и то после долгих лет обучения. Нацрей был воспитан поступать так, как не мог поступить Зигфрид, веривший в судьбу.
Ночь близилась к середине, когда по обеим сторонам от дороги появились первые хижины и обработанные поля, которые нужно было засевать после окончания войны.
Ксантенский замок был уже недалеко.
Полагаться на слова принцессы, дочери врага, было не просто глупо, а крайне опрометчиво. Но Зигфрид ни на мгновение не задумывался о том, стоит ли ей доверять. Он пошел бы в тронный зал ксантенского замка голым и в окружении мечей Вульфгара, если бы Ксандрия попросила его об этом. Ее слово было не просто просьбой. Оно было законом.
Молодые люди облачились в темные накидки и сняли все знаки власти, которые моглибы выдать их. Они взяли двух быстрых лошадей, и стражники с обеих сторон фронта пропустили их без лишних вопросов — наемники выполняли приказ Зигфрида, а защитники Ксантена не подвергали сомнению приказы принцессы и не интересовались ее спутником. Узкими тропами и темными лесами они скакали к Ксантену.
Зигфриду не нравилось, что ему приходится пробираться в страну предков, словно какому-то вору. Он хотел войти сюда победителем, чтобы его окружал ликующий, освобожденный им народ. Он хотел купаться в восторге людей, которые ждали его одного.
Но с другой стороны, теперь рядом с ним скакала Ксандрия, и поэтому его сердце было исполнено силы. Прошло всего два часа с тех пор, как они обменялись первыми словами, но Зигфрид больше не хотел встречать рассветы без нее. Стройная фигурка принцессы в развевающемся на ветру платье была такой изящной! Глядя, как она грациозно сидит на лошади, Зигфрид думал о том, что Ксандрия соответствует всем его мечтам и фантазиям.
Размышляя о своих чувствах к принцессе, он очень поздно заметил, через какую глушь они едут. Первые дома на их пути были темными, но не потому что хозяева спали, а потому что жилища были сожжены или покинуты. С обочины доносился сладковатый запах разлагавшихся трупов домашних животных, которые околели от голода. Вдоль дороги стояли тележки с отломанными колесами. Ни одно поле не было вспахано. А там, где ничего не росло, посадить что-либо вряд ли удастся.
Они видели деревни с колодцами, забитыми трупами, а рядом в грязи лежали мужчины и женщины, отдаленно напоминавшие людей, еще живые, издававшие предсмертные стоны. В слабом свете луны Зигфрид заметил мертвого кролика, но на самом деле это оказался мертворожденный ребенок, тельце которого пожирали черви. Принцу пришлось остановить лошадь на краю дороги и наклониться: его стошнило.
Ксандрия была полна сочувствия, но она слишком часто видела страдания, и эта удручающая картина не производила на нее столь сильного впечатления.
— Ты видишь свой Ксантен, Зигфрид? Война сюда еще не дошла, но уже уничтожила то немногое, что давало правление моего отца. Постучи в любые двери, и ты не найдешь там ни одного мужчины. Остались только голодные дети, парализованные старики, отчаявшиеся женщины.
Зигфрид вытер рот, пытаясь сохранить достойный вид.
— Но разве этого недостаточно, чтобы освободить несчастное королевство от правления твоего отца? Покончить со страданиями и принести сюда справедливость и свободу? Ксантен никогда не был беден при правлении моего деда Зигмунда или моей матери Кримгильды.
— Но пока придет освобождение, из-за развязанной тобой войны не останется ничего, чем можно было бы править, — возразила Ксандрия. — В деревнях некому будет возделывать поля. Жилища большинства крестьян сожжены. Конечно, то, что ты пообещал своим наемникам гражданство в Ксантене, очень благородно, но эти люди создадут новое королевство, и здешний народ уже не будет ксантенским народом. Таково твое наследство, Зигфрид.
Принц осознавал, что Ксандрия права. Но разве война не всегда приносит страдания и нищету, а потом приводит к установлению нового порядка? Ведь это необходимое очищение, как, например, прижигание раны…