Месть Нофрет. Смерть приходит в конце
Шрифт:
Хори вздохнул и тихо возразил:
– Ты не понимаешь, Ренисенб. Бывает зло, которое приходит в дом извне, оно нападает на виду у всех, но есть зло, которое зреет изнутри, и его никто не замечает. Оно растет медленно, день ото дня, пока не поразит все вокруг, и тогда гибели не избежать.
Ренисенб смотрела на него, широко раскрыв глаза. Хори говорил как-то странно, словно обращался не к ней, а к самому себе, размышляя вслух.
– Что ты хочешь сказать, Хори?
– воскликнула она.
– От твоих слов мне становится страшно.
–
– Но о чем ты говоришь? Какое зло имеешь в виду?
Он взглянул на нее и вдруг улыбнулся.
– Не обращай внимания, Ренисенб. Я говорил о болезнях, которые поражают плоды.
– Как хорошо!
– с облегчением вздохнула Ренисенб.
– А то уж я подумала… Я сама не знаю, что я подумала.
ГЛАВА II
Сатипи, по своему обыкновению громогласно, на весь дом наставляла Яхмоса:
– Ты должен отстаивать свои права. Сколько раз я тебе говорила, с тобой никто не будет считаться, если ты не можешь постоять за себя. Твой отец велит тебе делать то одно, то совершенно другое, а потом спрашивает, почему ты не выполнил его приказаний. Ты же покорно выслушиваешь его и просишь прощения за то, что не выполнил того, что он велел, хотя, богам известно, понять, чего он хочет, невозможно. Твой отец относится к тебе, как к безответственному мальчишке! Словно тебе столько же лет, сколько Ипи.
– Мой отец никогда не относится ко мне, как к Ипи, - тихо возразил Яхмос.
– Разумеется, нет, - с удвоенной яростью переключилась на новую тему Сатипи.
– Его безрассудная любовь совсем испортила этого баловня. С каждым днем Ипи наглеет все больше и больше. Слоняется без дела, а стоит дать ему поручение, заявляет, что оно ему не по силам. Безобразие! И все потому, что знает - отец ему потворствует и всегда будет на его стороне. Вам с Себеком следует воспрепятствовать этому.
– Что толку?
– пожал плечами Яхмос.
– От тебя с ума можно сойти, Яхмос, всегда ты так. Никакой твердости характера, словно ты не мужчина. Что бы твой отец ни говорил, ты сразу соглашаешься!
– Я очень уважаю отца.
– Правильно, и он этим пользуется. Ты же покорно выслушиваешь его обвинения и просишь прощения за то, в чем вовсе не виноват! Ты должен, когда надо, возражать ему, как это делает Себек. Себек никого не боится.
– Да, но вспомни, Сатипи, что мне, а не Себеку отец доверяет вести хозяйство. Отец не полагается на Себека. Дела решаю я, а не Себек.
– Именно поэтому отцу давно пора сделать тебя совладельцем! Когда он уезжает, ты заменяешь его во всем, даже совершаешь жреческие обряды. Все делаешь ты, и тем не менее никто не считает тебя полноправным хозяином. Этому надо положить конец.
– Отец предпочитает быть единовластным владетелем, - с сомнением в голосе возразил Яхмос.
– Именно. Ему доставляет удовольствие, что все в этом доме зависят от него и от его прихотей. От этого нам и так нелегко, а будет еще хуже. На сей раз, когда он приедет, ты должен поговорить с ним самым решительным образом. Скажи ему, что требуешь узаконить твое положение и записать это на папирусе.
– Он не будет слушать.
– Заставь его слушать. О, если бы я была мужчиной! Будь я на твоем месте, я бы знала, как поступить! Порой мне кажется, что мой муж не человек, а слизняк.
Яхмос вспыхнул.
– Ладно, посмотрим, что можно сделать. Быть может, на этот раз мне удастся поговорить с отцом, попросить его…
– Не попросить, а потребовать! В конце концов, ты его правая рука. Только на тебя он может положиться в свое отсутствие. Себек чересчур необуздан, твой отец ему не доверяет, а Ипи слишком молод.
– Есть еще Хори.
– Хори не член семьи. Твой отец ценит его мнение, но правом распоряжаться в своих владениях он облечет только кровного родственника. Вся беда в том, что ты слишком кроток и послушен - у тебя в жилах не кровь течет, а молоко. Ты не думаешь обо мне и наших детях. Пока твой отец не умрет, мы не займем в доме подобающего нам положения.
– Ты презираешь меня, Сатипи, да?
– сокрушенно проговорил Яхмос.
– Ты выводишь меня из себя.
– Ладно, обещаю тебе поговорить с отцом, когда он вернется. Даю слово.
– Верю. Только, - еле слышно пробормотала Сатипи, - как ты будешь говорить? Опять будешь вести себя как мышь?
II
Кайт играла с самой младшей из своих детей, крошкой Анх. Девочка только начала ходить, и Кайт стояла, раскинув руки, на коленях и, ласково подбадривая, подзывала дочку к себе. Малышка, неуверенно ковыляя на нетвердых ножках, наконец добралась до материнских объятий.
Кайт хотела поделиться с Себеком радостью по поводу успехов крошки Анх, но вдруг заметила, что он, не обращая на нее внимания, сидит задумавшись и нахмурив свой высокий лоб.
– О Себек, ты не смотришь на нас! Скажи своему отцу, маленькая, какой он нехороший, - даже не смотрит, как ты ходишь!
– Мне хватает других забот, - раздраженно отозвался Себек.
Кайт села на корточки и откинула закрывшие лоб до густых темных бровей пряди волос, за которые хваталась пальчиками Анх.
– А что? Разве что-нибудь случилось?
– спросила она, не проявляя особого интереса, просто по привычке.
– Отец мне не доверяет, - сердито ответил Себек.
– Он старый человек, упорно держится нелепых старомодных представлений, будто все должны ему подчиняться, и совсем не считается со мной.