Месть носит Prada

Вайсбергер Лорен

– В общем, да, – машинально ответила она. – Мне очень повезло с мужем и няней, они мне очень помогают.

– Все равно нелегко каждый день оставлять малышку. Конечно, хорошо вырваться из дому, общаться со взрослыми, заниматься работой, но ты, должно быть, скучаешь по дочке.

Алекс сказал это просто, с сочувствием и без всякого осуждения. У Энди в горле встал огромный ком.

– Я так по ней скучаю, – подтвердила она, силясь не заплакать, и подумала о Клементине, которая сейчас лежит на игровом мате и болтает ножками, а скоро получит бутылочку

теплой смеси и будет укладываться на первый дневной сон. Проснется она веселая, воркующая, вся розовая и теплая, немного помятая после сна, с прелестно спутанными волосиками. Если закрыть глаза, можно вспомнить запах ее шейки и бархатистую кожу, увидеть прелестные щечки, румяные, словно яблоки. Хотя у Алекса нет своих детей, Энди чувствовала, что он все понимает.

Алекс повел ее вниз по ступенькам в практически незаметную булочную, походившую не то на подпольный ночной клуб времен «сухого закона», не то на парижское кафе. Они сели за длинный пустой стол. Энди проверила телефон, пока Алекс ходил к прилавку делать заказ.

– Как всегда? – спросил он, и Энди кивнула. – Вот, держи! – Он поставил перед ней пенный латте без кофеина, причем не в кофейной чашечке, а чуть ли не в миске, и отпил глоток своего кофе со льдом. Все было так, словно они расстались только вчера.

– Спасибо, – сказала Энди, как можно деликатнее слизывая пену. – Теперь твоя очередь. Можешь начать с того, как ты нашел это замечательное кафе всего в шести кварталах от моего дома, притом что я здесь в первый раз.

– Жаль, что за этим не стоит какая-нибудь крутая история, – я вычитал о нем в путеводителе.

Энди приподняла брови.

– Я недавно вернулся в город и почувствовал, что совершенно отстал от жизни. Тогда я купил один из путеводителей «Не для туристов», которые как раз для туристов. Там упоминалось это заведение, а в примечании говорилось, что сюда ходят только местные или посвященные.

– Куплю этот чертов путеводитель, как только доберусь до компьютера, – улыбаясь, пообещала Энди. Она сделала новый глоток. – Где ты живешь?

– В Вест-Виллидж. Знаешь угол Кристофер и шоссе? Раньше район был захудалый, но сейчас заметно облагородился.

– А вещи в химчистку в Челси возишь? – не удержалась Энди.

Алекс посмотрел на нее с долей юмора, словно говоря «я тебя насквозь вижу».

– Нет, то, что в чистку, я сюда не вожу. Я приехал на выставку в музее Рубина. Увидел тебя на улице и вошел следом.

– Музей Рубина?

– Искусство Гималаев. На пересечении Семнадцатой и Семидесятой. Только не говори, что ты и о музее никогда не слышала!

– Конечно, слышала! – возмутилась Энди, каждый день ходившая мимо того перекрестка. Правда, в музей зайти все времени не было. – А что привело тебя в Нью-Йорк? Ты же закончил учебу, получил диплом? Вроде мама что-то такое говорила. Поздравляю.

Если Алексу, как Энди, показалось странным, что о жизни друг друга они узнают через матерей, он не подал виду.

– Да, весной я закончил учебу и остался на лето в Вермонте – отдохнуть,

расслабиться. Вернулся сюда в конце августа, в самое пекло, и начал заново знакомиться с городом. Никак не привыкну, сколько же всего изменилось с тех пор, как… я был тут в последний раз.

Они помолчали, вспоминая.

– На самом деле Нью-Йорк не меняется. Это в центре жизнь кажется иной, – сказала Энди.

– Может быть. А может, ты и я столько работали, что не имели возможности познакомиться с городом. У меня была пара свободных месяцев, я и бродил по улицам. На следующей неделе приступаю к работе. Думал – обрадуюсь, но настроение только лодырничать и шляться по городу.

Энди пила кофе, стараясь не думать о том, что Алекс рано или поздно упомянет свою вторую половину. Пока он старательно придерживался одинокого «я» и не назвал подружку как причину остаться на лето в Вермонте, переехать в Нью-Йорк или неделями шататься по городу. Мать Алекса утверждала, что они вот-вот поженятся, но, похоже, ничего подобного не намечалось. Может, они расстались?

– Чему ты улыбаешься? – спросил Алекс, улыбаясь в ответ.

Испугавшись, что он угадает ее мысли, Энди помотала головой:

– Просто так. Говоришь, в понедельник на работу? Куда ты устроился?

– В новую школу в Вест-Виллидж. Называется «Имэджин». До начала занятий буду помогать составлять расписание, а по должности я завуч.

– «Имэджин», «Имэджин»… Знакомое название. – Энди напрягла память. – Это такая международная сеть элитных частных школ, когда ученик может переехать из Нью-Йорка в Шанхай или в любое другое место, где есть «Имэджин», и не потерять год?

– Верно, та самая.

– О них только что была большая статья в «Таймс». Тысячный лист ожидания, хотя одна начальная школа стоит пятьдесят штук в год!

– Она не дороже других частных школ Манхэттена, если считать помесячно, просто у нас круглогодичное обучение. Исследования показали, что из-за летних каникул ученики радикально отстают от своих азиатских ровесников, которые отдыхают меньше трех месяцев в году.

Энди через стол потыкала пальцем в его бицепс, удивившись каменной твердости мышц. Прежний Алекс иногда выходил на пробежку или играл во дворе в баскетбол, но новый, похоже, серьезно занимался спортом.

– Стало быть, теперь ты завуч самой интересной, снобистской и самой дорогой частной школы в Соединенных Штатах, мистер «Преподавай для Америки»?

Алекс невесело улыбнулся.

– Третьей в мире по дороговизне, если быть точным. Первые две тоже наши – в Гонконге и в Дубае. Там еще дороже. Но должен сказать, программа у нас действительно потрясающая.

Энди посмотрела на стол и снова на Алекса, игравшего с соломенной оберткой чашки. Она разрывалась между желанием вести себя сдержанно с человеком, которого не видела несколько лет, и высказаться начистоту, как у них с Алексом, к их гордости, прежде было заведено.

– В общем, диаметральная противоположность твоей прежней работе. Ты доволен?