Месть самураев
Шрифт:
– А-а-а… симатта!.. – голосил он, разгребая грязь и извиваясь, как огромный червяк.
А в храме Сюбогэн тревожно ударили в колокола. Над ближайшим лесом взвились птицы, сбились в стаю и унеслись в сторону гор.
Кантё Гампэй ушел бы, да треть команды отлучилась в город, а та, что занималась погрузкой, задала стрекача, как только по непонятной причине стал пустеть порт. Обычно такое случалось перед появлением вако.
Всех как ветром сдуло. Напрасно кантё Гампэй грозился всяческими карами, призывал в свидетели Богов и показывал на пустой горизонт – его никто не слышал. Напрасно он клялся никому ничего не заплатить.
Гампэй послал его вначале закрыть трюм, чтобы не сбежали трое оставшихся матросов, а затем на корму – рубить швартовый канат. Сам же он принялся освобождать нос джонки. Но не успел. Афра, расправив крылья, перемахнув полоску воды, отделяющую джонку от пристани, и очутился на палубе. Вслед за ним прыгнул Натабура. Кантё Гампэй отступил и замахнулся ножом. Грозен был Афра с оскаленной пастью.
– Даже и не думай… – предупредил Натабура, выхватывая голубой кусанаги.
Ни один мускул не дрогнул на обветренном лице кантё Гампэй, но нож он убрал. Кантё был страшно зол: мало того, что команда разбежалась, так еще оказалось, что груз, который везли пассажиры, состоит из каких-то бумаг. Неужели находятся люди, которые из-за этого готовы рисковать жизнью? Должно быть, они сумасшедшие, а деньги прихватили с собой. Все сорвалось! Все! Хотя стой, нет, не все проиграно. У кантё Гампэй появился коварный план, как вернуть судно.
Краем глаза Натабура наблюдал, как на борт поднимаются Юка, учитель Акинобу и Язаки.
– А теперь режь! – скомандовал он, когда учитель Акинобу направился на корму к боцману. – Режь, говорю! Хоп!
Как раз вовремя. Похоже, на берегу очухались, и местные власти послали наряд стражи: все те же чернозубые аябито бежали по склонам берега в порт, размахивая оружием. В воздухе на все лады пели стрелы. Но ни одна из них не упала даже вблизи джонки.
Ветер с гор Аюшанэ потащил джонку «Кибунэ-мару» на середину бухты Такао. Вокруг кормы закручивались водовороты.
– Иди к рулю и правь! – приказал Натабура. – А ты, – крикнул он боцману, – показывай, как ставить паруса.
И хотя все впятером: учитель Акинобу, Натабура, Язаки, повар Бугэй и боцман дружно тянули тали, огромный парус на средней мачте так и не смогли поднять даже до половины нужной высоты. Циновки, из которых он был сделан, намокли, слежались и стали тяжелее горы Фудзияма. Пришлось на первых порах ограничиться маленьким парусом на передней мачте, и вовремя: вода посветлела, и под кормой уже была видна песчаная рябь на дне.
Когда джонка кое-как развернулась и, коснувшись несколько раз дна, вышла из бухты в открытое море, выпустили матросов и подняли еще два паруса. Боцман Дзидзо по привычке раздавал своим подчиненным зуботычины. Капитан командовал. Нож Натабура у него на всякий случай отобрал и бросил в море.
С тех пор, как учитель Акинобу освободил его от гэндо Амида, словно гора скатилась с плеч. Тело стало легким и сильным, ноги пружинистыми и неутомимыми – сами носили от кормы до носа. Но глаз ни с кантё Гампэй, ни с боцмана
Молодец, думал Натабура, молодец!
За два года они стали единой командой и понимали друг друга с полуслова. Однако все же не уследили. Самый шустрый из матросов разбежался, ласточкой прыгнул за борт и поплыл к берегу, до которого было не меньше двух ри[68]. Никто так и не понял, чего он испугался.
– Вернись, ахо! – крикнул боцман Дзидзо, показывая куда-то в сторону. – Вернись! Эх!.. – и в отчаянии стукнул кулаком по борту.
Натабура разглядел черный плавник акулы. В отдалении, там, где волны сливались с блеском солнца, мелькнул еще один. Это были океанские акулы, привыкшие сопровождать джонки, с которых за борт кидали отходы. Поэтому они восприняли матроса в качестве большого куска мяса.
– Может, успеет?.. – с надеждой произнес боцман, вглядываясь в море. – Амакуса хороший пловец.
Действительно, за матросом тянулся бурун воды, а руки мелькали, как жернова мельницы. Все же они с Натабура кинулись к ялику и уже спустили было его за борт, когда среди шума волн и ветра взметнулся далекий крик, и Натабура невольно поискал взглядом. То место, где мелькала голова матроса, окрасилось в красный цвет. Тут же все пропало, и только прежний отблеск солнца слепил глаза, как будто дух Амакуса напоследок предупредил об опасности.
– Амакуса всегда был слишком умен для матроса… – со вздохом произнес боцман Дзидзо.
– Кими мо, ками дзо! – съязвил Натабура. – Ум вследствие опыта или ум вследствие глупости?
– Если бы вследствие глупости, то надо обвинять только меня, – горько произнес Дзидзо. – Я ведь сказал, что в Нихон вы всех убьете.
Оказалось, что, несмотря на свою грубость, Дзидзо переживал за экипаж.
– Зачем? – удивился Натабура.
Он знал таких людей, преданных хозяину душой и телом. Но на этот раз ошибся – боцман берег свой экипаж и готов был защищать его до последнего вздоха, потому что сам вышел из матросов.
– Чтобы лучше работали.
Натабура вовремя оглянулся:
– Парус! Хоп!
Тяжелый гик едва не снес им обоим головы. Джонка развернулась и потеряла ход. Рулевое колесо вращалось по воле волн. В три прыжка Натабура взлетел на мостик и попытался выровнять джонку, которая как раз оказалась между двумя волнами и угрожающе кренилась на борт.
На палубе команда под управлением боцмана переложила паруса, и джонка «Кибунэ-мару» словно нехотя, зачерпнув при этом пенистую воду, набрала ход, выпрямилась и стала носом к волне. По палубе разметало тяжелый груз в ящиках, а в трюме что-то громыхнуло.
Совсем близко промелькнул Сёнкаку[69]. Об его острые, как мечи, камни, разбивалась пена. Бисайя все еще прикрывала джонку от настоящих, океанских волн, которые приходили с юга-запада.
Везет, решил Натабура. Кажется, сегодня наш день, и судно неплохое, даже груженное под завязку.
– Где? Где капитан? – спросил он у подбежавшего боцмана Дзидзо и только после этого обнаружил открытый люк сбоку. Из него доносились странные и одновременно знакомые звуки.
– Люк всегда был под замком. Ключ имелся только у капитана! – крикнул боцман, когда Натабура с опаской приблизился к люку.