Месть самураев
Шрифт:
О Натабуре тотчас забыли. Все забегали. Закричали. Боцман Дзидзо бросился в кладовку за масакири[76] и другим тяжелым оружием. Натабура ударил ногой ганива в морду, понимая, что это ни к чему не приведет, – только сделал себе так больно, что на какой-то момент потерял связь с реальностью. Спас его Афра. Он вырвался из рук Юки и прыгнул. Этого ганива вынести не мог. Должно быть, он любил сородичей из плоти и крови больше, чем людей. Разомкнув челюсти, он прыгнул на Афра. Натабура пнул его что есть силы здоровой ногой в бок и не дал вцепиться в Афра. Да и сам Афра оказался не так прост. Он обладал такой ловкостью, о которой ганива не имел понятия. Его огромные челюсти щелкнули в воздухе, потому что Афра взлетел, а потом атаковал сверху. Если бы это была настоящая собака, то
– Натабура!.. Натабура!..
Юка подбежала и ударила тем, что осталось от тяжелого китайского меча. Во все стороны брызнули искры и крошки камня. Хирака, ни на что не обращая внимания, выпрямился и приготовился встать. На нем поблескивали старомодные доспехи времен Тан, а меч был проржавевшим и кривым. Все это Натабура увидел в тот момент, когда они с учителем Акинобу приподняли ганива, который весил, как откормленная свинья, и, перевалив через борт, бросили в море. Натабура повернулся, чтобы защитить Юку, но откуда-то сбоку, как демон, налетел боцман Дзидзо с масакири и решил все дело, отколов одним ударом хирака голову. Она с гулким стуком покатилась по палубе, и тогда все заметили, глаза у головы мигают, как у настоящего человека. Должно быть, хирака все же испытывал боль. Он поднялся с колен и даже сделал размашистое движение копьем, задев мачту, но сразу стало понятно, что каменный самурай ничего не видит, поэтому удар пришелся в никуда. Акинобу же, схватив второй топор, который принес боцман Дзидзо, подкрался, нанес удар от плеча сзади и отколол руку с копьем, а боцман – руку с мечом. Все замерли, наблюдая, что будет дальше, лишь боцман ухватился за штурвал и в очередной раз поставил джонку носом к волне. Повар Бугэй вместе с матросами боролся с гиком. Хирака сделал пару неуверенных шагов. Внутри его родился странный звук – так зовут сородичей на помощь, и только тогда Натабура сообразил захлопнуть люк и накинуть дужку. Тотчас снизу ударили – раз, другой, но безуспешно, как в плиту гробницы.
После этого он вспомнил о ноге, захромал, все и поплыло перед глазами. Юка, вглядываясь в него тревожными глазами, тотчас оказалась рядом, подставила плечо, и, он, споткнувшись, как-то неловко плюхнулся на палубу и оперся спиной о борт джонки. Рана казалась пустяковой. Однако крови было, как из борова: забрызгал весь мостик, Юку напугал. Натабура хотел сказать, что ничего – выпутывались и не из таких положений, но все куда-то пропали, и он увидел цветистый сон, из тех, что называется вещим, но только не понял ничего, словно он находился в цветущей долине, такой яркой, что в жизни таких не бывает, ручей под ногами, бегущий весело среди мшистых камней, и голубое небо. Надо было что-то сделать, но он никак не мог сосредоточиться и понять, что именно, словно его звали со всех сторон, а он не решался определить направление. Потом откуда-то из выси родился звенящий звук, переросший в нечто, что не имело смысла, и Натабура пришел в себя оттого, что ногу ему поливали теплым сакэ, а Юка, обливаясь слезами, держала наготове чистое полотно.
– Не… – с трудом разлепил он зубы, – не… – сел, подтянул ногу и окончательно пришел в себя. – Не надо. Я сам… – наложил ладони и прочитал молитву Богу Дзюродзин – одному из семи Богов удачи. Хоп! Перевел дух.
Главное не забыть молитву. Конечно, учитель Акинобу лечил даже лучше, но он был занят тем, что расправлялся с хирака. Боль отпустила. Натабура сумел выровнять дыхание, стараясь не смотреть на ногу, под которой образовалась лужа крови. После этого опустил руки на лодыжку и прочитал молитву Богу долголетия – Фукурокудзин. Стало совсем легко, и он даже осторожно попробовал шевельнут ступней. В ней еще жила едва заметная боль, больше похожая на отголоски воспоминания. Тогда он разрешил Юке и Афра заняться ногой. Афра вылизал раны, пока Юка обрезала штанину над коленом. Не пожалев сакэ, она наложила моксу[77] и завязала рану чистой тканью. Впрочем, Натабура знал, что это излишне. Просто не хотел больше ее волновать. Затем встал, и Юка протянул ему пиалу с сакэ.
В крышку люка снова ударили так, что выгнулись петли. Но Учитель Акинобу и Язаки уже притащили ящик с бронзовыми гвоздями и взгромоздили его сверху. Удары стали глухими, а затем вообще прекратились.
– Я знаю, откуда они… – сказал Натабура, осторожно ступая на перевязанную ногу.
Афра от радости подпихнул лобастой головой его руку.
– И ты догадался? – повернулся к нему учитель Акинобу. – Тихо…
Тогда они прислушались. Даже Язаки, который успел сбегать на камбуз и нервно жевал сушеные финики, обратился в слух, невольно копируя движения Акинобу. Афра заворчал – он слышал лучше всех.
А потом и они услышали: били где-то в середине корпуса – равномерно и чем-то тяжелым, как осадное орудие. Все, кроме боцмана, скатились с мостика на палубу.
– Что они делают? – спросил Язаки, с тревогой глядя под ноги.
– Похоже, ломают перегородки в трюме, – объяснил Акинобу.
– А зачем?
– Сейчас полезут как тараканы, – предположила Юка, и почему-то посмотрела на нос, где были еще два люка.
– Надо завалить трюмные крышки, – предложил Язаки.
Натабура одобряюще хлопнул его по плечу.
– Я даже не думал, что они могут ожить, – обескуражено произнес Бугэй, не в силах тронуться с места.
– Где вы их взяли? – спросил Натабура.
– В усыпальнице Сунь Ятсеня, – нехотя ответил Бугэй.
– Так я и знал!
– Теперь понятно, почему он в таких доспехах, – заметил Акинобу. – Им двести лет. Но почему они ожили?
– У кантё есть волшебный порошок… – ответил Бугэй.
Хоп! – едва не воскликнул Натабура, но вовремя прикусил язык. Значит, в этом всем замешаны Боги, ибо только Боги владели волшебным порошком. Лучше об этом никому не знать. А кто догадался, пусть догадывается. Например, учитель Акинобу, который хитро подмигнул. И тогда Натабура вспомнил, что так знакомо мог пахнуть только железный порошок идасу[78], применяемый для услады мертвых. А это значило, что Боги исподволь вмешиваются в человеческие дела, верша таким образом историю. Надо обязательно отыскать Богиню Аматэрасу. Ведь она осветила наш с Юкой брак. Она поможет. Она восстановит справедливость и не даст восторжествовать злу.
– Точно! – воскликнул он. – А я-то думаю, чем пахнет, – и посмотрел на учителя Акинобу.
Акинобу снова подмигнул ему. Мол, сейчас расспросим повара и составим план действий. Но они ничего не успели сделать, потому что события стали разворачиваться очень стремительно.
– Стало быть, вы их для кого-то везете? – сказал Акинобу, делая шаг по направлению к ящикам с медными гвоздями, которые оказались на палубе как нельзя кстати.
– Я не знаю, таратиси кими, кантё мне ничего не рассказывал, но когда мы выходили из Хирака, на борт поднимались охрана в малиновых кимоно. Ножны у них были красными, – пояснил Бугэй.
– Это люди императора Мангобэй. Что они привезли?
– Я ничего не говорил! – испугался Бугэй. – Я всего лишь повар!
Он сразу все сообразил. Хотя сообразил еще тогда, когда впервые увидел этих людей. Но гнал от себя мысли, боялся, что будет замешан в чем-то предосудительном. Авось пронесет. Но, похоже, не пронесло. Тайна перестала быть тайной. И само знание о людях в малиновом кимоно стало опасно.
– Что они привезли? – еще раз спросил Акинобу.
– Мы купили большую партию щелка и забили им кормовые трюмы и все каюты.
– Твой хозяин участвует в заговоре, – объяснил Акинобу, неся очередной ящик. – Поэтому он и сменил экипаж. А повара найти не мог. Искал он повара?
– Искал… – Бугэй совсем пал духом.
Действительно, в Учжоу кантё стал особенно придирчив. Бил бедного Бугэй почем зря. Бугэй боялся, что его бросят в чужой стране и он никогда не увидит родных.
– Ну вот видишь.
– Нет, не может быть! – решил схитрить Бугэй. – Он чтит регента Ходзё Дога. И каждую ночь молится за него.