Месть старухи
Шрифт:
Он всё же оторвался от горячего тела, проговорил изменившимся голосом, плохо его слушающимся:
– Мира! Дорогая! Прости меня, но мне пора! Я буду рваться к тебе все дни! До скорого свидания, любимая!
Он отошёл за ворота. Мира прошептала ему вслед, так, чтобы он услышал:
– Я люблю тебя, Хуанито! Люблю!
Он не ответил и поспешил догнать Пахо. Чувствовал её взгляд на спине, спиной, затылком. Тело ещё не остыло от пережитого чувства. И он шёл, весь охваченный новым, давно не испытанным ощущением счастья с примесью тоски.
Хуан всю дорогу мало говорил. Всем распоряжался Сиро. Пахо ехал впереди, помахивал мачете, срубая мешавшие ветки, нависающие над тропой.
Братья сторожа встретили караван мрачными взглядами, адресованные в основном Хуану. Рука раненого была ещё замотана грязной тряпкой.
Мулов разгрузили. Хуан рассчитался с погонщиками и те, не мешкая, на вечер глядя, всё же пустились в обратный путь, спеша выбраться из этих мрачных лесов с их москитами, змеями и воплями со всех сторон.
– Завтра продолжим путь? – обратился Хуан к старшему из братьев.
– Обязательно, сеньор. Отдыхайте, вам принесут поесть.
Ужин принесла Луиса, и Хуан с удовольствием встретил девочку словами:
– Ты умница, Луиса, что нас взялась накормить ужином. А я тебе приготовил небольшой подарок. Смотри, – И Хуан протянул ей свёрток. – Разверни и посмотри. Может, не понравится?
– Ой! Сеньор белый человек! Как может не понравиться? Вы такой добрый! Спасибо вам! Можно я вас поцелую?
Хуан улыбнулся, и девочка осторожно чмокнула его в небритую щёку, тут же отстранилась, засмущавшись и оглянувшись назад. Уже смеркалось, и никто не мог этого увидеть.
При свете фонаря, Луиса развернула тряпицу. Внутри было платье, шейный илу головной платок и дешёвенькие, но яркие серёжки. Луиса была в восторге. Её чёрные глаза бегали по предметам подарка, по улыбающемуся лицу Хуана и не могла вымолвить ни слова.
– Беги домой, девочка! Уже поздно, а мы устали и очень хотим есть.
Девочка ещё раз стрельнула на Хуана глазами и опрометью бросилась вон.
– Чудесная девчонка! – проговорил Хуан вслед.
– Что-то она слишком хороша для метиски, – заметил Сиро.
– Мы ведь не знаем её родителей, – проговорил Хуан, проплатив кусок. – Может, они были или есть красавцами.
Девочка вышла проводить новый караван на рассвете. Хуан с улыбкой помахал ей рукой и подумай с грустью: «Сколько таких хороших детей за всю жизнь так и не почувствуют теплоты окружающих людей. Как Томаса. Только мне кажется, что эта не будет думать только о богатстве. Слишком открытое и весёлое лицо у неё».
С караваном проводником шёл раненый метис. Он ехал впереди, не оглядывался, что-то неразборчивое напевал. А Хуан с удивлением заметил, что тропа значительно улучшилась. Заметны следы расчистки и срубленные ветки.
Караван вскоре встретили три всадника из охраны. И Хуан подумал, что об их движении успели предупредить. Кто и когда – это была загадка, которую он и не пытался разгадать. Только заметил Сиро, ехавшему рядом.
– Здорово Лало организовал дело тут! Молодец! Трудно будет испанцам выковыривать его с этих мест.
– Пахо говорил, что этот Лало ваш прежний доверенный человек в этих горах, сеньор? Как же произошло, что он предаёт вас?
– Получил большую власть, деньги. Мало людей найдётся, что при таких обстоятельствах останутся прежними. Многие изменяются настолько значительно, что их просто узнать потом невозможно. У меня был уже такой случай. Но тогда тот человек от меня ничего не скрывал, честно признавался, что он на всё пошёл бы ради денег. И шёл, уверяю тебя.
– А как же вы, сеньор?
– Что я? Мне деваться было некуда. Без денег, без людей. Но план был и у меня. Можно было осуществить его, да тут всё перевернулось по-другому.
– Вы вроде молодой, сеньор. А говорите, словно вам лет сорок.
– Много с мудрыми и опытными людьми общался, Сиро. Это многое мне дало.
– Вы много путешествовали, сеньор?
– И не говори! И в Индии, и в Бразилии, и в Германии, и в Англии. Куда только меня судьба не бросала!
– Вы женитесь на сеньорите, дон Хуан?
– Она мечтает об этом, Сиро. Я это чувствую, знаю. Но мне неловко. Столько лет считал её ребёнком, почти сестрой – и вдруг жениться! Скорей всего я должен буду на это пойти. Люблю-то я её не как женщину, Сиро. Правда, при расставании что-то похожее возникло. Но долго ли быть этому чувству? Вдруг я ошибаюсь и не смогу дать того, чего она желает и на что рассчитывает.
Сиро с интересом смотрел на Хуана. В голове метались мысли, что пугали его. Этот человек был непонятен, сложен для понимания. Значит, не совсем надёжен, как казалось этому простому человеку. Показалось странным, что хозяин так откровенно делился с простым работником своими мыслями. Особенно такими, как отношения с сеньоритой. Было неловко чувствовать, что хозяин намного моложе его самого и так много повидал и достиг.
Вот и сейчас он едет куда-то к странному человеку, отгородившемуся от властей и создающий людям хорошую жизнь и защиту от этих властей. Может ли такое быть? И что такое мы везём столь спешно и тайно? – так думал Сиро и продолжал с опаской поглядывать на сосредоточенное лицо Хуана.
Наконец караван спустился в долину. Лало встречал его в праздничном наряде из смеси испанского и индейского. Голова не покрыта, в волосах торчат перья орла, на груди ожерелье из клыков каймана и ягуара. В руке держал лёгкий топорик из бронзы, блестевший на заходящем солнце. Узкие кожаные штаны и голый торс. Кожаные ботфорты и ожерелье из зубов. Как это было странно и непонятно. Хуан невольно улыбнулся незаметно, стесняясь выдать себя. Подумалось, что Лало вполне серьёзно воспринимает свой вид, да и окружающие не высказывали взглядами насмешку.