Месть в конверте
Шрифт:
«Ищите женщину!» Кто и когда из древних мудрецов, а может быть, и не мудрецов, а просто людей, обремененных или собственным житейским опытом, или философским обобщением коллизий и проблем, преследующих современников, впервые произнес эту сакраментальную фразу, не известно. Но анонимность автора отнюдь не уменьшает актуальности во все времена и эпохи этого емкого и точного высказывания. «Ищите женщину!»
Женщин, промелькнувших через жизнь Евгения Ивановича Смирнова, можно было отыскать очень много. Но ни одной из них никогда не приходило в голову создавать впоследствии какие-то сложности своему бывшему возлюбленному. И секрет этой сдержанности крылся не только в служебном положении Евгения Ивановича, хотя, разумеется, высокий чин ответчика конечно же играл свою роль: кто, в добром уме и в здравом рассудке, захочет конфликтовать с бывшим любовником — генералом КГБ? но и в несомненной ловкости и виртуозно сыгранной Евгением Ивановичем тактичности, с которой он умел уважительно и деликатно обставлять каждое очередное расставание, побуждая сохранить о себе — любимом — самую добрую память.
Роковой удар был нанесен из, казалось бы, наиболее
Диана Смирнова — солистка кордебалета Большого театра, — всегда активно занятая в репертуаре, объездившая с гастролями весь мир, постепенно начинала сдавать свои позиции. Возраст, накопившаяся со временем усталость, сценические травмы, наступающие «на пятки» способные и прекрасно обученные молодые артистки… Занятость в спектаклях постепенно уменьшалась, свободного времени становилось все больше и больше. С неизбежностью вставал вопрос о необходимости в самом скором времени прекращать свою карьеру. Но Диана — и в этом ее можно понять — стремилась оттянуть принятие и воплощение в жизнь этого жесткого и болезненного решения. А избыток свободного времени ничуть ее не обременял, даже, вполне вероятно, шел на пользу ее самочувствию.
Прекрасно обеспеченная материально, и не только благодаря генеральскому окладу супруга, но и, возможно даже и в большей степени, за счет собственных трудов и усилий, имевшая уже долгие годы практически открытый заграничный паспорт, она забыла о возможности каких-либо ограничений в выборе любых приходящих ей в голову заграничных вояжей. Знаменитые горнолыжные курорты, виндсерфинг и водные лыжи в престижнейших и изысканных уголках планеты, плавание с аквалангом в акваториях, известных своей повышенной опасностью встреч с акулами… Вскипающий в крови адреналин помогал Диане Смирновой бороться с усталостью, разочарованием, неумолимо щелкающими годами. Ну и конечно же каждая поездка сопровождалась обилием и разнообразием самых невероятных и непредсказуемых встреч.
Лишь считаное количество раз Диана выезжала за кордон с супругом, считаное и вычисленное до того необходимого минимума, который позволял сохранять легенду о полном благополучии давно уже ставшего номинальным брака. Кстати, бытовавшие в советской, а позже перекочевавшие и в российскую действительность обывательские легенды о якобы свободных поездках за границу высоких гэбэшных чинов требуют деления на пять — десять — двадцать, а может быть, и больше порядков. Разумеется, Евгений Иванович располагал дипломатическим заграничным паспортом, разумеется, получение любой желаемой визы было заботой его сотрудников и делом нескольких часов… Но… Генерал Смирнов предпочитал не пользоваться излишне часто этой привилегией. Одно дело — официальный визит в составе какой-либо делегации под присмотром легально заявленных вымуштрованных охранников и, что еще важнее, нелегальных, малоприметных «волкодавов»-ликвидаторов из спецподразделений, а совсем другое — личная частная поездка. Нет, Евгений Иванович не был трусом, он — и не без оснований — считал себя достаточно хорошо подготовленным профессионалом, способным противостоять любой возможной провокации. Но, опять же как настоящий профессионал, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что это противостояние возможно лишь в разумных числовых пропорциях, что в случае, если его личность заинтересует иностранные спецслужбы — а возможность такой заинтересованности, учитывая его высокий чин и служебное положение, никогда нельзя было исключать, — он будет не в состоянии оказать адекватное сопротивление. Это ведь только в легендах, сочиняемых не в последнюю очередь именно его ведомством, бесстрашные и неукротимые большевики-чекисты небрежно справлялись с десятками империалистических агентов. А на деле-то картина выглядела совершенно по-иному. Степень подготовки и мастерства сотрудников контрразведывательных служб даже относительно небольших государств, никогда впрямую не стремившихся вступить в непосредственную конфронтацию с «почившими в бозе» странами бывшего социалистического лагеря, находятся на невероятно высоком профессиональном уровне. Ну а уж о таких гигантах и монстрах шпионско-разведывательной деятельности, как Штаты, Британия, Франция, миниатюрный, но завоевавший себе в этой сфере потрясающую репутацию Израиль, и говорить не приходится. Осведомленность же о техническом оснащении потенциальных противников и вообще способствовала устойчивому ухудшению настроения.
Естественно, генерал Смирнов был прекрасно осведомлен о том, что во всех этих зарубежных эскападах его супругу постоянно сопровождали — как бы это высказать поделикатнее — друзья, попутчики, поклонники ее таланта. Если таковых не находилось изначально, то уж по прибытии к намеченной цели она никогда не испытывала недостатка внимания со стороны, так сказать, «местных кадров». Подобная ситуация вполне укладывалась в рамки существовавшего негласного семейного соглашения: я не вмешиваюсь в твою личную жизнь, но и, со своей стороны, пользуюсь полной свободой.
Опять-таки негласным, но жестким и бескомпромиссным условием установившегося порядка было безусловное признание обеими сторонами необходимости сохранения видимости внешнего благополучия, категорического исключения сомнительных, а тем более — боже упаси! — скандальных ситуаций. Положение обязывает. Греши, но тихо!
Диана Смирнова погибла в автомобильной катастрофе в окрестностях Давоса. На крутом повороте водитель не справился с управлением, машину занесло, а некстати подвернувшаяся могучая ель превратила новенький спортивный «гольф» в груду металла. У швейцарской полиции не возникло проблем с установлением личности пострадавшей: в красивой и стильной сумочке крокодиловой кожи были аккуратно подобраны все документы погибшей, кроме того, владельцы миниатюрного высокогорного отеля-шале без труда опознали в потерпевшей свою гостью, покинувшую отель чуть больше часа назад. Через сутки с небольшим врачам удалось вывести из коматозного состояния и находившегося за рулем спутника Дианы, юного аполлоноподобного горнолыжного инструктора. Молодой человек, ошеломленный происшедшим и не вполне еще преодолевший последствия шока, не счел себя обязанным напускать какого-то тумана и достаточно быстро и недвусмысленно подтвердил и так уже само собой напрашивавшуюся версию: их отношения с погибшей русской балериной конечно же превосходили по степени близости обычные контакты учителя и ученицы. Российское консульство проявило к происшествию повышенное внимание и заботу. В считаные дни были решены все юридические вопросы, оформлены необходимые документы, и тело погибшей незамедлительно было отправлено на родину. Швейцарская полиция если и была удивлена такой оперативностью обычно нерасторопных и медлительных русских, то лишними вопросами не задавалась, радуясь, что так скоро и беспроблемно удалось закрыть очень неприятное дело, грозившее сложным расследованием и вмешательством высоких чинов, возможно даже и на уровне министерства иностранных дел. Что же касается швейцарских служб безопасности, то как раз их-то рвение и поспешность русских ничуть не удивляли. Ясно было, что этим делом занимаются не простые консульские чиновники, а сотрудники особого отдела российского посольства, ибо менее чем через два часа после трагедии швейцарцы уже прекрасно знали, чьей супругой являлась погибшая в окрестностях ставшей, благодаря Томасу Манну, знаменитой на весь мир «Волшебной горы» Диана Рубеновна Вагранян-Смирнова.
— Я благодарю вас, коллеги, за участие в нашей сегодняшней встрече. Разумеется, нам предстоит еще много контактов и бесед, и в форме служебных совещаний, и, так сказать, тет-а-тет. Не раскрою большого секрета, если скажу, что с личными делами каждого из наших сотрудников я, само собой, уже ознакомился; все мы прекрасно знаем принципы работы нашей организации, то значение, которое придается подробному документированному фиксированию деятельности каждого из нас. Но, естественно, для настоящего знакомства простого изучения личных досье — а они у каждого из присутствующих здесь великолепны, с удовольствием упоминаю это! — недостаточно, во всяком случае для меня. Я всегда при всех наших бумажных приоритетах был сторонником непосредственного, живого, человеческого общения.
«И вновь подстилает нечто мягкое и желанное. Мастер. Просто-таки мастер художественного слова». Ясно было, что ознакомительная встреча офицеров с новым руководителем закончилась. Жаворонков вновь заерзал в своем кресле, но как опытный службист не позволил себе покинуть его преждевременно.
Евгений Иванович Смирнов был очень умным, здравомыслящим и умеющим предугадывать развитие событий человеком. Похоронив жену, со сдержанным достоинством принимая соболезнования, показательно резко уйдя с головой в работу, он прекрасно понимал, что его республиканская карьера закончилась, что отставка и отлучение от должности — дело считаных дней, в лучшем случае — месяцев, все зависело от деликатности республиканских руководителей, не позволяющей так уж показательно выгнать только что овдовевшего человека. Впрочем, ни сдержанностью, ни терпением этот сорт людей не отличался, особенно на таких изгибах истории, когда надо было немедленно хватать и прибирать к рукам, если можешь, конечно. Так что… Да и, в конце концов, о какой такой деликатности могла идти речь по отношению к вдовцу, чья жена фактически погибла почти что в объятиях любовника? Напротив. Это было очень малопочетное пятно на мундире генерала. Такие вещи не прощаются. При всем понимании ситуации даже самая вежливая форма, в которую могло быть облечено предложение оставить занимаемый пост, была бы жесточайшим ударом по самолюбию достаточно эгоистичного и спесивого Евгения Смирнова. Как разумный и дальновидный дипломат, безошибочно просчитавший все варианты, он предпочел уйти без заключительной оглушающей пощечины. Причина подачи в отставку выглядела и разумно, и убедительно: иностранный гражданин не может возглавлять ведомство, обеспечивающее безопасность новорожденного государства. Выслушав положенное количество дифирамбов и благодарностей за многолетнюю плодотворную работу, получив некоторый воплощенный в достаточно твердой валюте материальный эквивалент своему прошлому рвению, непотопленный и незадушенный своими человеколюбивыми коллегами, генерал Смирнов отбыл в распоряжение центрального аппарата ФСБ.
— Ну вот, собственно, и все на сегодня. Еще раз всех благодарю. Все свободны.
Мягко захлопали пружинистые сиденья, шорох и цокот шагов устремившихся к дверям сотрудников слился в какую-то единую общность освобождения, генерал Смирнов со своего возвышения продолжал отечески-покровительственным взглядом провожать своих подчиненных.
— Кстати, вас, Георгий Федорович, если вас это, конечно, не затруднит, я попросил бы задержаться.
На несколько лет генерал Смирнов, продолжая оставаться активно действующим сотрудником ФСБ, ушел в какое-то подполье. Ходили слухи, что он подвизается в различных российских посольствах, занимается какими-то разовыми заграничными акциями, руководит какими-то семинарами для слушателей курсов ФСБ. И вот, наконец, последовало назначение на вполне высокую и серьезную должность.
В очередной раз скрипнула распашная дверь, прикрывая спину последнего из покидающих зал заседаний сотрудников, и почти синхронно с этим скрипом генерал Смирнов позволил себе как-то расслабиться, даже, возможно, несколько размякнуть.
— Фу-ты, черт, устал, честное слово! Выступать перед нашими людоведами-людоедами — это ведь тебе не перед думскими комиссиями воду лить. Привет, Жаворонок! Как тебе мои «инаугурационные» песнопения?
Широко распахнутые как бы для дружеского объятия руки Смирнова за те пять-шесть шагов, отделявших его от Жаворонкова, превратились в скромно протянутую, впрочем, крепкую и уверенную ладонь, которую и пожал Георгий Федорович.