Месть в конверте
Шрифт:
— Нормальная речь. Несколько многословная и витиеватая, а так…
— Ей-богу, Жорка, не понимаю, как ты сумел дослужиться до генерала. В нашем-то ведомстве, с его нелюбовью к прямомыслению, а главное, к прямоговорению в адрес начальства, подобных тебе пресекают обычно на уровне майора. А ты… Надо же… Ну что? Пригласишь к себе? Я ведь тут пока что, считай, беспризорный.
Причудливые изгибы коридора и несколько лестниц преодолели в молчании. В кабинете Георгий Федорович, набрав соответствующий код, открыл дверцу сейфа и извлек оттуда примерно на треть опорожненную бутылку «Арарата».
— Ну
Разлили. Выпили. «Странно. Обычно первыми Женькиными вопросами после долгого отсутствия были: „Как дома, как Леночка?“ Сегодня это не прозвучало. Не означает ли последнее, что о жизни Леночки Женька осведомлен не хуже самого Георгия?»
— Ты прав, старик. Я действительно сегодня напустил очень много мыльных пузырей. Но делал это вполне сознательно, преследуя совершенно определенную задачу: успокоить людей, создать атмосферу обычного, нормального течения повседневной жизни. В нашей работе излишняя нервозность и мнительность ни к чему.
— Успокоить? В каком смысле?
— Георгий, ты действительно с луны свалился или придуриваешься?
— Не понял.
— Уже несколько месяцев все у нас тут вибрируют от грядущего в ближайшее время существенного сокращения штатов. Инициатива исходит от самого президента, так что обычными нашими ведомственными перетасовками дело на этот раз не ограничится. Ты что, ничего об этом не слышал?
— Как Бог свят!..
— Ну, Жаворонок!.. Как там с Богом — не знаю. А ты и действительно на святого тянешь!
И в течение последующих десяти — пятнадцати минут, украшеных неоднократным разливанием и выпиванием, Георгий Федорович был полностью введен в курс дела.
Сокращение предполагалось очень значительное, до двадцати — двадцати пяти процентов штатных единиц на уровне среднего и высшего офицерского состава: майоры, полковники, возможно, кое-кто и из генералов. Естественно, предполагалось сохранение всех заслуженных регалий, пенсий, надбавок за годы службы в КГБ-ФСБ. Предусматривалось и активное участие государственных структур в последующем трудоустройстве отставников, в предоставлении каждому из них достойного и прилично оплачиваемого места последующей деятельности. Но, разумеется, отставка есть отставка. И нет ничего удивительного в том, что люди нервничают и озабочены грядущей неопределенностью.
— Ладно, — заключил свой экскурс в «конторские» тайны Евгений Иванович. — Будем надеяться, что нас с тобой это не коснется. А поговорить, собственно, я хотел вот о чем.
Жаворонков посмотрел на свет опустевшую бутылку, вновь сунул руку в сейф и извлек еще одну, на этот раз уже не фирменного «Арарата», а скромненького трехзвездочного дагестанского.
— Нет. Все. Достаточно, — отмахнулся Смирнов. — Мы ведь, в конце концов, на службе. Да и потом, пить эту бурду…
Евгений Иванович объяснился. Все дифирамбы, пропетые им на совещании, не были пустыми словами. Он действительно очень высоко оценивал проделываемую сотрудниками отдела работу. Но, к сожалению, в огромной бочке меда нашлась и небольшая ложка дегтя, и, как это ни прискорбно, связана она с непосредственной деятельностью именно Георгия Федоровича.
— Да-да, Жора, — с каким-то даже удрученным видом закивал Смирнов в ответ на удивленно вскинутые брови Жаворонкова, — ведь именно ты сам непосредственно курировал дело этого физика из Новосибирска, Давыдова? Я, разумеется, не счел возможным выносить твой серьезный промах сразу же на всеобщее обсуждение, но обговорить этот вопрос с тобой просто обязан.
— Извини. Я тебя не понимаю.
— А ты постарайся.
— Действительно, начав заниматься делом Давыдова, я насторожился. Бессчетной рекой льющиеся миллионы, никакой строгой финансовой отчетности…
— Правильно насторожился.
— Но потом я провел ряд консультаций с серьезными экспертами в этих вопросах, и они с полной ответственностью гарантировали, что все разработки Давыдова не являются никакой государственной тайной, что все уже давно опубликовано в открытых научных изданиях, прошедших, кстати говоря, нашу же цензуру, что вся сегодяшняя деятельность Давыдова в пользу корейцев — это адаптация прошлых научных открытий и поиск оптимальных путей к их практическому производственному применению.
— И ты считаешь это нормальным?
— Что именно?
— Что открытия Давыдова, совершенные, заметь, не на собственной кухне, а в государственной лаборатории, с использованием государственного оборудования и труда сотрудников, получающих зарплату от того же государства, стали предметом беспардонного торга?
— Более чем странная формулировка. Условия контракта…
— Условия контракта кабальны и оскорбительны для нашей страны. Возможно, конечно, что лично для Давыдова…
— Перестань! Я неоднократно встречался с этим парнем. Он честный и добросовестный человек. Единственное, чего он хочет, — работать. Но чтобы работать, ему нужны деньги. А отечество наше сам знаешь, как сейчас финансирует науку. И что плохого в том, что он сам сумел найти заинтересованных его работой и желающих эту самую работу оплачивать?
— Я тоже с ним встречался. И у меня сложилось о нем несколько иное мнение.
— Ты?
— Я. А что тебя удивляет? Я тут, пока решались вопросы с моим утверждением, успел уже смотаться в Новосибирск.
— Первый раз об этом слышу.
— Ну вообще-то, дорогой мой, как-то не принято обычно, чтобы начальство докладывало подчиненным обо всех своих перемещениях.
— А-а-а…
— Теперь ты мне скажешь, что прошел суд, который полностью оправдал Давыдова, что он отныне лучезарен и невинен, как белоснежный агнец…
— Я был на этом суде. Аргументы обвинения не выдерживали никакой критики.
— Знаю. Новосибирские коллеги, в целом очень верно прочувствовав ситуацию, немного поторопились. А мы — наш центральный аппарат, прежде всего именно в твоем лице, Жора, — ничем им не помогли. Я, к сожалению, к этому вопросу подключился слишком поздно. Но ничего еще не потеряно. Покумекаем, покопаем… Кстати, известно, что в компании Давыдова подвизался и наш московский деятель, некто Суворов, разумеется мобилизовавший на реализацию этого проекта все ресурсы и возможности НИИ, где он служит. А это, батенька мой, и вообще уже организация. И дело в итоге пахнет совершенно уже другими статьями УК.