Месть в законе
Шрифт:
Оглянувшись, Настя долго смотрела на тонированные стекла джипа. Ничего не разглядеть. А машина, плавно тронувшись с места, покатила своей дорогой.
У нового дома стояло много «крутых» авто. Но на этот «Шевроле Тахо» Настя почему-то обратила особое внимание. Может, потому, что никогда раньше эту машину здесь не видела. Подозрительным показалось и то, что джип уезжал как-то медленно, словно ее, Настю, кто-то рассматривал из салона, затененного глухой тонировкой. И лишь отъехав на значительное расстояние, водитель автомонстра прибавил газу.
Горбушкин вошел в квартиру, когда Настя уже сидела на кухне, тупо глядя в стену.
– А у нас сегодня сотрудника убили… - сказал Севостьян Иванович.
– Кого?
– спросила она, не поворачивая головы.
– Петьку. Филимонова. Ты его знаешь. Из моей роты. Он к нам приходил раз или два.
– Знаю, - бесстрастно произнесла Настя.
– За что убили?
– При исполнении, - соврал Горбушкин.
И, с ментовской точки зрения, правильно сделал, что соврал. Честь мундира превыше всего. Если погиб сержант милиции, то непременно, геройски погиб. Вот и журналистам криминальной хроники, приехавшим на место преступления почти одновременно с дежурной оперативной группой и «скорой помощью», доложили, что сержант Филимонов пал смертью храбрых в неравной борьбе с уличной преступностью. Грудью своей, можно сказать, прикрыл мирных жителей Санкт-Петербурга, в час, когда те безмятежно спали.
– Теперь его к награде представят, - сообщил Горбушкин.
– Посмертно.
– А тебя?
– спросила Настя.
– Тоже - посмертно?
– Дура!
– неожиданно резко закричал Севостьян Иванович.
– Меня-то за что?! Я по ночам пьяный в жопу по подворотням не шастаю! У-у, зараза! Язык бы тебе оторвать.
– Хозяйство себе оторви, - посоветовала супруга, посмотрев-таки на мужа.
– Все равно толку никакого.
Может, в другой раз Севостьян Иванович и вспылил бы, услышав в свой адрес столь неприятные речи, но сейчас его внимание отвлекло окно. Он взглянул мельком на новое, им самим вставленное стекло, и вспомнил из-за чего ударил жену.
– Настюха, - посмотрел на нее, подозрительно прищурившись.
– Ты какое такое имя на стекле писала?
– Какое еще имя?
– вопросом на вопрос ответила она, делая вид, что ничего не понимает.
– Что ты все выдумываешь с пьяных глаз?
– Ничего не с пьяных!
– возразил Горбушкин.
– Я хорошо помню: ты пальцем тут начертила слово. Какое слово ты написала?
– О боже мой!
– воскликнула Настя, хватаясь обеими руками за голову.
– Я с ума с тобой сойду! За что же мне такое наказание?!
Причитала она все это для того, чтобы оттянуть время, чтобы успеть сообразить, что именно нужно ответить докучливому Горбушкину, чтобы тот не заподозрил неладного.
– Ты написала «Таганка», - продолжал тот наседать, не давая Насте возможности опомниться.
– Что это значит?
– А что это значит?
– женщине все-таки удалось сделать честные-пречестные глаза.
– Таганка - улица в Москве. Не знаешь что ли? Вот тупой-то!
– Она всплеснула руками.
– Улица, говоришь? И когда это ты в Москве на этой улице была? Что-то не припомню, чтобы ты мне об этом когда-нибудь рассказывала.
– А я и не была, - ответила Настя.
– Я по телевизору видела.
– А на стекле зачем писала?
– не унимался муж.
– Хотела - и писала!
– выкрикнула Настя.
– Нельзя что ли?
– Можно, - он как-то внезапно успокоился.
– Пиши на здоровье, - усмехнулся в губу и пошел из кухни.
– Я этого Таганку все равно вычислю и замочу.
– Пробурчал уже на выходе.
Но Настя услышала эту фразу. И глаза ее сверкнули огнем. Значит, не показалось ей там, за окном! Выходит, это действительно был Андрей! Но как он нашел ее? Как узнал, что она здесь живет? В большом Петербурге человека отыскать все равно, что иголку в стоге сена. Получается, не забыл ее Андрей Таганцев…
А может, он сюда приходил да в окна заглядывал вовсе не для того, чтобы с ней повидаться? Тогда для чего? В данный момент никто не мог ответить Насте на этот вопрос. Кроме, конечно, капитана Горбушкина. Но он не скажет ни звука, это понятно.
Горбушкин же вернулся от полковника Лозового относительно успокоенным. Бумаги, полученные у Виктора Даниловича Коновалова, некоторым образом сняли с жены подозрения в возможной давней связи с Андреем Таганцевым. Имя Насти не упоминалось ни одним словом, ни малейшим намеком. Хотя, какие могут быть намеки в учетных документах ФСБ? Там все конкретно и лаконично.
– Я почти уверен, Сева, - говорил Юрий Олегович, склонившись над документами, предоставленными Коноваловым.
– Если бы твоя жена хоть раз встречалась с Таганцевым, у комитетчиков была бы информация об этом. Они же этого кадра пасут уже несколько лет. Поверь мне: люди на Литейном не ошибаются. Не тот масштаб, что у нас с тобой. Не те перед ними ставятся задачи. Это, понимаешь ли, вопросы государственной безопасности. С такими делами не шутят.
– А может, они проглядели, чекисты долбаные?
– спрашивал Горбушкин, заглядывая в глаза своему начальнику.
– Ну какого лешего Настюха на окне написала «Таганка»? Неужели случайно?
– Все может быть, Севостьян Иванович.
– Лозовой посмотрел на подчиненного снисходительно и даже с некоторой долей иронии.
– Скажи, ты много пьешь в последнее время?
– Ну, бывает, что и много.
– Горбушкин спрятал глаза.
– А жена твоя? Прикладывается к стакану? Ладно, ладно! Вижу, что вы вместе квасите. Не отнекивайся мне тут. Вот и скажи: отдает себе пьяная баба отчет в том, что делает? Вряд ли. А потому, написать она могла все, что угодно. Даже слово из трех букв!
– Не волнуйтесь.
– Горбушкин выставил перед собой ладонь.
– Она мне это слово по буквам вслух произносит. Ей и писать его незачем.
– Ладно. Отвлеклись мы с тобой от главного. Думаю, не хулиганы Петруху Филимонова грохнули. Пасли его по-взрослому. Значит, тому есть причины. Ты вот что помни, Сева: не к жене своей придираться сейчас надо, а с Таганцевым конкретно разбираться. У меня перед теми людьми, - Лозовой показал на потолок, - свои обязательства имеются. А ты, как ни суди, как ни ряди, на Дороге жизни со своими остолопами проблемы не решил. Так что давай, езжай пока домой, продумай все хорошенько. А решить все вопросы с Таганцевым… у тебя на это есть три дня, не более.