Месть в законе
Шрифт:
Не касаясь компьютерной базы данных, Виктор Данилович взял в руки папку - старенькую такую, потертую. С таких вот папок начиналось в давние времена все советское делопроизводство.
Он аккуратно перелистывал страницу за страницей, пробегая глазами по напечатанным на пишущей машинке строчкам, пока не нашел то, что искал.
«Анастасия Рубинова» было написано на одной из страниц.
Ветерана КГБ генерала Ивана Трофимовича Звягина, скоропостижно загнувшегося в психиатрической клинике, Коновалов не мог не знать. Не мог он не знать и о его дочери, Насте, еще в девичестве взявшей фамилию матери. Само собой, кем на самом деле являлась жена бывшего губернатора сибирского города Иртинска, Виктору Даниловичу Коновалову так же было доподлинно известно.
Каждый Настин шаг отслеживался Федеральной службой безопасности с самого начала ее профессиональной деятельности в роли оперативного сотрудника госбезопасности и до сих пор.
Мужик, пришедший к Коновалову вместе с Лозовым, даже подозревать не мог, с кем живет в одной квартире. И это - правильно. Настя еще не сыграла свою роль. Впрочем, она об этом также не догадывается.
Сделав ксерокопии с нескольких отобранных страниц, Виктор Данилович вернул папку на прежнее место. В списке контактов Таганцева, который он намеревался показать Лозовому, Анастасии Рубиновой, конечно же, не было.
– Вот.
– Коновалов вернулся к оставленным в кабинете ходокам из милиции.
– Юра, это - только для тебя. Кто другой попросил бы - ни за что навстречу бы не пошел. Но тебе отказать не могу.
– Он протянул Лозовому бумаги.
– Здесь все до мелочей. Включая тех людей, с которыми Таганцев встречался случайно или единожды в своей жизни.
– Уж и не знаю, как тебя благодарить, Виктор Данилович!
– Лозовой прижал обе руки с полученными документами к груди.
– Отблагодаришь еще, будет возможность, - слегка улыбнулся Коновалов.
– Доволен?
– Еще бы! Ты спрашиваешь!
– ликовал Лозовой.
– Юра, скажи, я могу это забрать с собой?
– Можешь. Эти бумаги не проштампованы. Я их скопировал специально для тебя. Но афишировать их, ты понимаешь, тоже не следует. Лучше всего, как только ознакомишься, уничтожь от греха подальше.
– Уничтожу! Непременно уничтожу!
– пообещал Лозовой.
– Ну все, товарищи, - сказал Коновалов, давая понять, что разговор окончен.
– Или кто вы там, в милиции - господа? Простите, мне некогда.
– Все-все!
– Юрий Олегович направился к двери, а Горбушкин поспешил за ним следом.
– Мы исчезаем!
– Да, Юра, извини. Забыл совсем, - Коновалов остановил полковника у выхода.
– У нас тут данные по городским происшествиям. Час назад какого-то парня из милиции убили во дворе рядом с Кронверкской улицей. Фамилия Филимонов. Зовут Петр Ильич. Не твой сержант?
– Елки-палки!
– Лозовой чуть не сел там, где стоял.
– Как это - убили?!
– Петруху?!
– впервые за все время подал голос Горбушкин.
– Просто убили - голову отрезали, - буднично произнес Коновалов.
– Так что, вы там поосторожнее будьте, опасная у вас служба…
Лозовой и Горбушкин на ватных ногах вышли, а Коновалов спокойно допил коньяк, закурил сигарету и принялся негромко напевать себе под нос:
– Ваша служба и опасна, и трудна! И, на первый взгляд, как будто не нужна…
Глава 11
Неприятностей, невзгод и проблем по жизни с утра до вечера ждет только отчаянный трус, содрогаясь от скрипа двери, шарахаясь от собственной тени, принимая драгоценную любимую тещу за агента парагвайской разведки.
А сержант милиции Алексей Потапов был мужчиной отважным. И потому жил просто, не думая о том, что однажды невзначай на голову может свалиться кирпич.
Теще противостоял как мог - в меру имеющихся сил и соответственно моменту. К примеру, гаркнет она на него:
– Почему шмотки свои по всей квартире разбросал, где ни попадя?! Развели тут гадюшник беспросветный!
А он в ответ, как и подобает настоящему мужчине, кормильцу и главе семьи:
– Вам не нравится, вы сами и убирайте!
И - гордо так - мимо нее пройдется разок-другой, щеголяя по комнатам в дырявых тапочках, линялой тельняшке и трикотажных бриджах с пузырящимися коленками.
Потом, правда, природное воспитание возьмет свое. Ясный же перец, не дотянется тещенька до верхних полок шкафа, где Потапов складывает свое тряпье! Потому что низенькая она, как та карликовая березка, что произрастает исключительно в тундре. Значит, надо оказать слабой женщине посильную помощь.
Вздохнет Потапов, сплюнет, да и начнет собирать свои тряпочки в кучку, чтобы сложить их на полочке.
Или, скажем, жена позовет ужинать. Она через день варила на ужин щи из квашеной капусты, которые муж возненавидел за несколько лет семейной жизни, как Владимир Ильич Ленин ненавидел представителей чуждого оппортунистического движения.
– Алексей!
– позовет из кухни.
– А ну, бегом - руки мыть и - за стол!
– Сама жри эту изжогу!
– отвечает он. И правильно. Должен он иметь свое собственное мнение или не должен? Вот только сказать нужно так, чтобы супруга не услышала. Тихонько надо сказать. Это выгодно. И высказался вроде как, и, в то же самое время, гусей не раздразнил. А то ведь они, эти самые гуси, в лице женушки и тещи, могут и за скалки со сковородками схватиться.
– Так я не поняла!
– продолжала кричать жена из кухни.
– Ты есть собираешься или голодовку объявил?