Месть
Шрифт:
– Сочувствую вам, - сказал он.
– Она, наверное, была молода. Кэролайн было семьдесят два года, в наше время развитой медицины еще не старость.
– Да, - сказал я, начиная есть.
– Меня зовут Тим, а вы...
– Лью.
– Чем вы занимаетесь, Лью?
Я пожал плечами. Чем я занимаюсь? Убиваю время. Смотрю фильмы. Беру работу, когда она приходит сама или когда нужно есть, пить и выживать.
– Работаю в суде, доставляю повестки.
– Правда?
– Конечно, правда.
Яйца были хороши, мягкие, но не сырые. Бекон хрустящий. Кофе тоже помогал, и я потихоньку начинал чувствовать себя человеком.
– Опасное дело?
– спросил Тим. Он повернулся ко мне на своем круглом табурете.
– Обычно нет.
– Я не хочу вас обижать, но думаю, я бы не справился с работой, которая бы восстанавливала против меня людей.
– Меня устраивает режим, - сказал я.
– А я сварщик, - сообщил Тим.
– То есть был сварщиком. Мне очень нравилась моя работа.
– Корки Флинн, - произнес голос слева от меня.
Это был крепкий парень на несколько лет моложе меня. Продолжая жевать, он повернулся ко мне.
– Корки Флинн, - повторил он.
– Не помнишь? Не так уж, черт возьми, давно это было.
Я посмотрел на него, не отрываясь от завтрака. Ни его имя, ни лицо как будто ничего мне не говорили.
– Ты притащил мне повестку на развод. Явился ко мне в гараж и сунул мне ее прямо при Эрле и Спенсе.
– Вряд ли это был я.
Я вел специальную папку, куда вписывал имена всех людей, кому доставлял бумаги, помечая время и место.
– Я никогда не вручал вам повестку, мистер Флинн, - сказал я.
– Значит, не ты?
– Совершенно точно. Может быть, кто-то похожий на меня. На меня много кто похож. Это было давно?
– Сразу после Нового года.
– В этом году?
Я продолжал есть. Тим-сварщик с интересом слушал и ждал потасовки, о которой он смог бы рассказать приятелям, сидя у костра.
– В январе я доставлял только две повестки, оба раза женщинам.
Это была правда.
– Я готов поклясться...
– сказал Корки Флинн, пристально разглядывая меня.
– Тебе случалось когда-нибудь ошибаться, Корки?
– спросил я.
Он вздохнул.
– Слишком много раз. Три из них я женился. Ломлю теперь как лошадь, всем должен алименты. Раньше водил грузовики, рефрижераторы, но у меня спина... Да ладно. Извини. Я заплачу за твой завтрак.
– Согласен, - сказал я.
Он встал и вынул из кармана джинсов две десятидолларовые бумажки, бросил их на стойку, похлопал меня по спине и еще раз сказал:
– Извини. У меня была поганая неделя.
– Ты не знаешь водителя по имени Дуайт?
– спросил я, взглянув на Корки Флинна.
– Что гоняет?
– Фургон или грузовик с прицепом, не знаю точно.
– Дуайт, Дуайт... Ну да... не знаю только, как фамилия. И знать не хочу. Дрянь мужик. Работает возле станции техобслуживания где-то возле Кэттлмена или Макинтоша. Носит на плече железяку, ищет, кому морду набить. Если когда-нибудь подкатит ко мне, я ему этой железкой шею перебью. Не советую с ним связываться.
– Надо. Не знаешь, как его найти?
– Что знал - сказал. Увидимся.
Я помахал ему рукой.
– Я думал, он вас ударит, - несколько разочарованно протянул Тим.
– Сожалею.
– Вы могли бы застрелить его, или дать ему в пах, или применить прием карате, - заметил он.
– Нет, - ответил я.
– Корки Флинн свернул бы мне шею в два счета. Он оставил столько, что хватит и на ваш завтрак. Я вас угощаю.
Тим улыбнулся. Зубы у него были вставные, но улыбка настоящая. Я коснулся его плеча и вышел на утреннее солнце. Школа находилась в двух кварталах ходьбы, на другой стороне Триста первой, за «Макдональдсом», зданием «Сарасота геральд трибюн», мотелем, закусочной, где подавали жареных цыплят, и магазином, торгующим оптикой со скидкой.
Я доехал на своей «Гео» до школьной автостоянки, поставил ее на одно из мест для посетителей и оставил окна открытыми в надежде, что это поможет моей сосне выгнать застарелый запах табака.
Дети тянулись к краснокирпичному трехэтажному зданию и более новому, одноэтажному позади главного.
Девочки были в наимоднейших нарядах, которые, на их взгляд, придавали им сексапильности, а мальчишки старались смотреться «круто». Я предпочитал более строгий стиль, но в моду снова входил бесформенный гранж. Большинство мальчиков выглядели слишком юными для средней школы. Они шагали, словно зомби, с красными от недосыпа глазами, с рюкзаками, набитыми книжками, и старались разговаривать басом. Я подумал, каково приходится учителю в таком классе, особенно на первом уроке, и решил, что я бы, пожалуй, предпочел встретиться с Корки Флинном в темном углу.
Одна из девочек, у которой ничего не было проколото, по крайней мере на лице и во рту, и казавшаяся не такой сонной, как ее товарищи, направила меня в кабинет мистера Куана, заместителя директора и ответственного за дисциплину. Кабинет располагался в одном из старых одноэтажных зданий.
Справа от двери стояли четыре стула из пластика и алюминия. За столом сидела красивая молодая чернокожая женщина и разговаривала по телефону. Позади нее теснились несколько столов и шкафов с папками, и там две женщины перебирали какие-то бумаги. Налево - закрытые застекленные двери еще двух кабинетов. В первом полная седоволосая женщина, наклонясь над столом, тыкала желтым карандашом в сторону девочки с мрачным размалеванным лицом и голубыми волосами. Руки девочки были сложены на плоской груди. Ей не нравилось то, что она слышала, не нравилась полная дама и вообще вряд ли что-нибудь нравилось.
Во втором кабинете у стола стоял мужчина азиатского вида и неопределенного возраста. Его руки были сложены так же, как у девочки в соседней комнате. Мужчина с крепкими мускулами, очевидно мистер Куан, был одет в светло-коричневые брюки и белую рубашку с короткими рукавами, на которой выделялся внушительный синий галстук. Он беседовал с толстым мальчуганом, который глядел ему в глаза совершенно мутным взглядом. Паренек был или туп, или балдел от какого-нибудь наркотика. Я знаю такой взгляд.