Местечко под солнцем
Шрифт:
– Разумеется, сейчас расскажу.
Луната принялась убирать посуду, время от времени, ободряюще мне улыбаясь, а Божедар не забывал подливать настойки, плеская и себе по капельке. Когда Луната ушла на кухню, Божедар шепотом попросил сигарету.
– При ней не хочу, - пояснил он, торопливо прикуривая, - она не одобряет.
– А, понятно, - заговорщицки шепнул я, - очень она у вас красивая, и светится как лунный камень. Очень, очень эффектно! А если в черное облегающее платье одеть, да волосы распустить, вот вам и булгаковская Маргарита!.. у
– Еще наливки?
– Ага, конечно. Себя-то не забывайте.
– Божедар, ты куришь, что ли?!
– Да что ты, дорогая, это Игорь!
Глубоко затянувшись, он с сожалением затушил окурок в небольшой чистенькой серебряной мисочке, приспособленной под пепельницу, на ее боку виднелся тонкий царский герб николаевских времен.
– Ну, так кто живет у вас еще... необычный, я имею в виду?
– решил я все-таки вернуть разговор на интересующую тему. Да и поднапился я уже прилично...
– А вкусные шашлыки из пальцекрылов?
– Очень, завтра можно устроить к вечерку, если хотите.
– А маринуете чем?
– Уксусом.
– Ну, это конечно, да... так, а о жителях?
– Из таких, как вам кажется... м-м-м... необычных, в пятом доме живут Паола с Марком. Паола она пианистка, озерная душа, ну, вы понимаете, а Марк - вампир...
– В смысле?
– Ну не так чтобы ходить, завывать и всех кусать, просто так вампир.
– Как так просто так?
– Ох, ты прям ну не знаю... Розик сушит ему кровь пальцекрылов, потом отдает порошком, он его заваривает по утрам, как растворимый кофе.
– Он дневной свет нормально переносит?
– А что с ним должно случаться?
– Э-э-э... насколько я знал... читал - вампиры не переносят дневного света и ведут исключительно ночной образ жизни...
– Беллетристика. Еще здесь живет Герман, он русалка.
– В смысле?
– Во всех. Правда, он не "русалка" на самом деле называется, а немного по-другому, но так понятнее будет. Вообще много кто проживает, да поселенцев с большой Земли человек семь наберется...
А я уже клевал носом, разморенный впечатлениями и наливкой. Смутно помню, как препроводили меня в уютную комнатку, уложили на кровать с высокими подушками, и все исчезло, словно некто одним движением стер разноцветную картинку огромным ластиком.
* * *
Вечером оделся парадно. Хоть и гардеробец оказался не ахти, к счастью захватил щегольскую пеструю рубашку, привезенную в подарок Дондерфером, кажется с Гаваев. Надев серые джинсовые брюки, ни разу до этого не надеванные - уж слишком мальчишескими они мне казались, да летние дырчатые туфли, я причесался и, чувствуя себя молодым и стильным, выступил из комнатки. Кстати сказать о комнатке - небольшой, уютной, с окошком, распахнутом в вечернее небо.... надо бы как-то умолить хозяев, чтобы разрешили пожить здесь... ну хоть сколько-нибудь!
Луната была уже готова, одета в длинный джинсовый сарафан, черные ведьминские кудри подобраны и подколоты, открывая тонкую светлую шею и легкий овал подбородка. А Божедар все еще копался, препираясь с женой: он хотел идти с "крыльями навыпуск", а она требовала обратного, утверждая, что при такой линьке, все получат свою порцию перьев в тарелку. Пришлось ему надевать просторную, явно домотканую рубаху-балахон с двумя продольными застежками с крупными пуговицами на спине. Дениска, в отличие от папы, пошел с крылышками навыпуск, они задорно топорщились из прорезей оранжевой рубашонки.
Всю дорогу я умилялся, глядя на семейство, не забывая обозревать и живописные окрестности. Ах, как удобно и хорошо было устроено это заповедное общежитие!
Жилище Рэма оказалось высоким, просторным домом с парой летних навесов-веранд, лишенном каких-либо внутренних перегородок и комнат. Встречать нас вышло все семейство кентавров - уже знакомый мне Рэм с ослепительной улыбкой, Марта - изящная, вся светленькая, будто выточенная из слоновой кости, и сынишка Никита, примерно возраста Дениски, с копной каштановых кудрей. Ребята бурно обрадовались друг другу и тут же сбежали от взрослых.
Я чинно представился Марте, с блаженной улыбкой глядя на нежное создание в необычном сарафанчике, оставляющем открытыми тонкие стройные ножки с коричневыми копытцами.
Под ближайшим навесом дымил самодельный мангал, у него стоял известный мне Розик, а так же еще пара человек. Божедар повел меня знакомиться. Высокий худощавый молодой человек лет тридцати пяти, с волосами до плеч и очечками в тонкой оправе, оказался музыкантом Дмитрием; квадратный, жилистый, все время улыбающийся Степан, являлся, кажется, корейцем, невесть как попавшим в эти края. По-русски он знал слов пять, кои немедленно мне и перечислил: "Холосё, Пускин, ськоко мозно и купаца буим". Тем не менее, меня заверили, что хоть он и не говорит на великом могучем, но все прекрасно понимает, и проживает в лесном сообществе уже второй год.
Третий - наголо бритый юноша с четками звался Кириллом, и вероисповедание имел буддистское. Больше пока никто не подошел. Все, кроме Кирилла, и Розика угостились моими сигаретами; при помощи специального приспособления, Кирилл свернул себе папироску и выдохнул струйку ароматного, сладко-цветочного дыма. Розик же оказался некурящим.
– Ну, как вам здесь?
– поинтересовался Дима, ловко устраивая сигарету в углу рта и продолжая нанизывать на шампуры крупные куски мяса, вперемешку с овощами.
– Не однозначно, знаете ли, - развел я руками, Божедар тем временем принес легкие плетеные стулья.
– Привыкаю пока что. А вы как себя чувствовали, когда сюда попали?
– Нормально, а что такого? Розик, поищи пластиковую бутыль с дырками, где-то я ее оставил.
– Ага, - он живенько снялся со стульчика и унесся в дом, откуда доносилась негромкая музыка и женский смех.
– Пива принести?
– спросил Кирилл, туша папироску в консервной банке.
– А то!
– усмехнулся Дима.