Местечко Сегельфосс

Кнут Гамсун

Да, так здесь-то, собственно, и происходило торжество, здесь новый фотограф снял все собрание, пока еще было светло, и здесь публика находилась до поздней ночи. Знатные же и почетные гости расположились нагом на веранде, а то и вовсе в гостиной, пили пунш, чокались друг с другом и беседовали. Праздник вышел очень уютный, и доктор Муус несомненно выразил общее мнение, когда, подняв бокал, произнес речь во славу сада и семейства Раш. Ах, этот доктор Муус, как он умел говорить и держать в своей власти целое общество! Хуже всего, пожалуй, в нем были его безобразные уши, но все лицо сияло одухотворенностью, очки же придавали ему вид китайского ученого. Речь его в этот вечер имела символическое значение, потому что доктор получил место на юге и собирался уезжать. Он расхваливал сад и парк, но пожалел об отсутствии соловьев. Правда, на юге тоже нет соловьев, но он, уезжавший, все же приближался к соловьям – добро пожаловать и вы, все, кто собирается на юг!

– Спасибо, – промолвил адвокат Раш.

– Спасибо, – сказала фру Ландмарк, достала носовой платочек, помахала доктору и сказала: – Браво!

Смотритель пристани собрал свою компанию перед верандой, они откашлялись, прочистили горло и запели про «Весну Юности» и светлое лето.

Теперь настала очередь адвоката. Он позвонил своими ключами и встал, страшно пузатый и откормленный, но видный и представительный мужчина. Соловьи, сказал он, нет, соловьев он не завел, пока еще не завел. Но он ввел кое-что другое в Сегельфоссе, он подал маленький пример. Что представляло собою до него это место? Голое поле. А что оно теперь? Парк с фонтаном и заморскими деревьями; в его руках оно превратилось в цветущую поляну, воздвиглась вилла в современном стиле, какие видишь на юге, и он уже ведет переговоры с несколькими литейными заводами относительно приобретения двух художественных произведений, двух статуй для сада. Но – это не все; устраивая это собрание, адвокат имел более серьезное намерение: теперь, когда здесь присутствует столько состоятельных мужчин и дам, он хотел бы предложить основать союз Благоденствия Сегельфосса – в председатели можно выбрать кого угодно, ему, адвокату, это безразлично. Вместе с тем он хочет теперь же поблагодарить собрание за дружный отклик на его приглашение, поблагодарить каждого и поднять этот бокал за здоровье ныне отъезжающего, незаменимого друга своего дома, доктора Мууса!

«Ура» и «браво» и пение кружка смотрителя пристани.

Но вечер кончился еще не для всех. Многие гости ушли, ушел господин Хольменгро с дочерью, и ленсман из Ура последовал за своей приятельницей фрекен Марианной. Но доктор не ушел, не ушла и фру Ландмарк с дочерьми; эти гости остались на ужин и продолжали веселиться.

Да и гостиная же была у адвоката Раша, только в ней и посидеть! Не современная дребедень с фарфоровыми статуэтками, четырехугольными лампами и мазней «молодых», а солидная буржуазная обстановка; вкус у хозяина дома был наследственный, – старинный чиновный род наложил на него свой отпечаток, а в помощь ему явились и материальные средства. Стоял в нем книжный шкаф со стеклянными дверцами, и так как поэты нынче все вымерли, то в шкафу не было ни одного живого, потому что в нем стояли поэты. А стены были густо завешаны коврами, а на столиках лежали альбомы с родственниками и друзьями Раша, и даже телеграммы к свадьбе Раша и его жены, переплетенные в книжечку с золотой надписью и датой золотом. Этажерка была богато заставлена канделябрами под старину, раковинами, красивыми камешками, стеклянными флаконами и рождественскими подарками в виде чернильниц и бисквитных фигурок. В общем – наследственная культура. Но адвокат Раш отнюдь не представлял собою одну наследственность и точка! Он, как и доктор Муус, усваивал кое-какие мелочи и из современности, несколько их можно было соединить с его природным здоровым вкусом. Так, например, когда доктор Муус в последний раз ездил в город, он обедал на пароходе с несколькими коммивояжерами, и их речи и взгляды, конечно, нисколько не были ему интересны, но они очень красиво и совсем по-новому действовали ножом, держали его, как ручку для письма. Эту черточку современности доктор Муус привез с собой и, постоянно упражняясь, достиг того, что все лучше и лучше резал мясо таким способом. Не прошло много времени, как и адвокат Шар приметил и перенял эту штучку с ножом, но, конечно, ему стоило больших трудов обучить фру Раш, потому что сама она ничему не могла научиться, на то она – женщина. Однако доктор Муус совсем не пришел в восторг, увидя свое искусство в руках адвоката, и бог знает – человек, который так много ест и имеет такие толстые обрубленные пальцы, может ли такой человек быть из хорошей семьи! Когда адвокат ссылался на чувствительный желудок, это было, несомненно, простое ломание; у доктора же Мууса желудок был по-настоящему слаб от утонченности многих предков.

– Как чудесно они пели! – сказала фру Раш дамам Ландмарк, пытаясь завязать беседу.

– Вы находите? Ах, да, правда, – ответила фру Ландмарк.– Хотя мы у себя на юге слышали совсем другое пение.

– Я только хотела сказать – очень, очень недурно. Впрочем, я мало в этом понимаю.

– Тебя ведь так легко удовлетворить, Кристина, – вмешался ее муж.– Но одному я рад: что мы учредили союз Благоденствия Сегельфосса. Очень рад! Доктор всегда – в любую минуту – умел ответить, что надо. Он поднял стакан и поздравил своего друга со званием председателя.

– Ну, что ж! – равнодушно отозвался адвокат.– Приходится жертвовать собой ради друзей. Но теперь надо нам устроить базар и собрать денег. Это самое главное. Полагаю, что могу рассчитывать на барышень Ландмарк?

– А эта фрекен Хольменгро не особенно симпатична, – сказала одна фрекен Ландмарк.

– Да уж, можно сказать, – ответила другая фрекен Ландмарк.

– По-моему, – сказал доктор Муус, – в сущности, и нельзя ожидать особенно много от особы, не имеющей за собой нескольких поколений культурных предков.

– И потом у нее желтая кожа. Это от плохого желудка, доктор?

– Тс… не говорите о плохом желудке! – сказал адвокат.

Доктор не обратил внимания на его слова и ответил:

– Нет, это наследственное. Безусловно наследственное. Когда знаешь науку о расах, это не возбуждает сомнения. Вспомните, в жилах фрекен Хольменгро течет индейская кровь. Она то, что называется квинтероика.

– Представь – она индианка! – говорит одна фрекен Ландмарк.

– Вот уж ни за что не согласилась бы быть индианкой!– говорит другая фрекен Ландмарк.

– Я боюсь за ленсмана, – говорит адвокат, думая о своем.– Как бы в один прекрасный день он не крахнул. Как бы мне не пришлось в один прекрасный день положить конец этому делу.

– Неужели этот человек так беззастенчиво живет выше своих средств? – спрашивает доктор.

– Не стоит о нем и говорить! – с досадой отвечает адвокат.– Он мог бы зарабатывать пропасть денег, но он не умеет вести себя, а если что и заработает, у него ничего не держится. Вот, хоть сейчас, когда мы, имеющие на это средства, подписали каждый по пяти крон в пользу благоденствия Сегельфосса – ленсман тоже должен был дать столько же! Но у него абсолютно нет на это средств, с него достаточно было бы и пятидесяти эре.

– Я не видела сегодня начальника телеграфа. Он никогда нигде не бывает? – спрашивает одна фрекен Ландмарк.

– А вы знакомы с ним? – спешивает доктор Муус.

– Нет, мы только один раз подавали телеграмму, – отвечает другая фрекен Ландмарк.

– Да, он нигде не бывает, – сказал адвокат.– Во всяком случае, человек, не делающий визитов, не может быть приглашен в мой дом, есть известные формы, соблюдения которых образованные люди должны требовать, иначе мы все смешаемся в одну кучу.

– А мне показалось, что последняя песня была совсем недурна, – сказала вдруг фру Раш.– Вы не находите, фру Ландмарк?

Улыбаясь с бесконечной снисходительностью, адвокат отвечает жене:

– Что в тебе хорошо, Кристина, так это то, что тебя так легко удовлетворить.

Фру Ландмарк сказала:

– А этот молодой Хольмсен из «поместья», как здесь говорят – там миленький флигель, но никак не «поместье»!

Здесь на севере, должно быть, не очень взыскательны насчет «поместий». Он ведь поселился теперь дома?

– Возможно, – ответил доктор, как будто не знал этого и как будто этого и не стоило знать.

– Его, кажется, не было нынче вечером?

– Нет. Он тоже из тех, что не проявляют особой вежливости, – отозвался адвокат.– Но я пригласил его ради моей жены, – ведь постоянно приходится жертвовать собой ради друзей, – она знала его еще ребенком. Но результат был тот, что он не пришел.

– Ведь он ответил и просил извинить его, – вмешалась жена.– Очень вежливым письмом.

– Недоставало, чтоб он даже не ответил вежливо и почтительно, раз я оказал ему любезность своим приглашением.