Место под солнцем
Шрифт:
Откуда они брались, эти девочки, и куда потом девались, Баринов, как и многие коллеги, молодые горкомовские ходоки, не задумывался. Судя по качеству экстерьера, неутомимости и веселости нрава, кто-то специально занимался подбором этих спецкадров.
Ну какая разница кто? Кому положено — тот и занимался… Однако времена бесплатных и безопасных спецзабав миновали. А привычка к разнообразию осталась, осела где-то глубоко в подсознании. Это как наркотик. Попробуешь раз, другой — и привыкаешь. Хочется еще. И сильно нервничаешь, если приходится долго воздерживаться.
Шел восемьдесят
Любовь с молоденькой балериной — это вполне позволительно, даже пикантно. Долгий возвышенный роман только придавал определенный шарм его политическому имиджу. Ну с кем не бывает? У нас покамест не Америка, где политик обязан соблюдать святость семейных уз. У нас он может иметь одну любовницу, постоянную, приличную, достойную. Но не больше чем одну. Иначе это уже совсем по-другому называется.
На какое-то время роман с Катей Орловой поглотил его целиком, без остатка. А тут еще и массажистка вовремя подвернулась. Одно другому не мешало. Очень все выходило удачно. И надо же, чтобы так глупо кончилось в одночасье!
Массажистка Света все так же являлась по первому его зову, раздевалась без лишних слов, с мягкой улыбкой прятала в сумочку деньги. Очень приличные, между прочим, деньги.
Остеохондроз почти забылся благодаря ее ловким сильным рукам. А большое, опытное, щедрое ее тело постепенно стало приедаться. Однако Света Петрова оказалась сообразительной женщиной и в какой-то момент сама почувствовала, что ему надо.
Однажды она, хитро глядя на него своими невыразительными светло-карими глазами, сказала, что у нее есть подружка, начинающая журналистка, совсем молоденькая, из провинции.
— Девочка пытается пробиться к тебе уже месяц, взять интервью. А твоя мымра-секретарша стоит стеной. Для девочки интервью с тобой — шанс показать себя, зацепиться в солидной газете, ты же знаешь, как это сложно без связей.
Егор Баринов был весьма известной фигурой на политическом Олимпе. Понятно, что может значить для начинающего журналиста интервью с такой знаменитостью, как он. Журналисты осаждали его, не давали покоя. Он был осторожен, разборчив, подпускал к; своей персоне лишь проверенных, известных людей. А всякой юной безымянной шелупони его пожилая секретарша давала жесткий отпор.
— Ну ты же знаешь, как я занят, как устаю, — поморщился он.
— Не волнуйся, — хохотнула Светлана, — тебя никто не собирается напрягать. Она готова встретиться где захочешь, когда захочешь, готова на дачу к тебе приехать, хоть ночью, хоть когда. Можно и с массажем совместить… — А она не болтушка, эта твоя провинциалка? — весело поинтересовался он, мигом смекнув, к чему клонит умница Светка.
— Ну, об этом можешь не беспокоиться. Болтушку я бы тебе не посватала.
— Ладно, так и быть, приводи свою журналисточку.
Стоял теплый сентябрь; жена и сын были в Москве и в любой момент могли заявиться на дачу. Ни кабинет в академическом институте, ни квартира для предстоящей
Егору Николаевичу стоило только заикнуться, что некая молоденькая симпатичная журналистка желает взять у него интервью в непринужденной интимной обстановке, а тут еще — какая незадача! — очередной сеанс массажа. А времени так мало, и жена с сыном в Москве… — Конечно, дорогой, — весело подмигнул Корж, — всегда рад тебе и молоденьким-хорошеньким журналисткам тоже.
Баринов сначала немного смутился, вдруг гостеприимный хозяин пожелает присоединиться к интимным забавам? Но смущаться не стоило. Коржу хватало своих забав, своих девочек, и места в его подмосковном особняке тоже хватало… Провинциалка оказалась бойкой худенькой брюнеточкой девятнадцати лет, с характерным южным говорком. Ее субтильность, мальчишески узкие бедра, тонкие ручки, небольшая грудь удачно контрастировали с пышностью белокожей массажистки.
Через две недели в престижной демократической газете появилось большое, на целую полосу, интервью, в котором молодая талантливая журналистка задавала умные, серьезные вопросы известному экономисту, и он умно, серьезно, обстоятельно отвечал ей. Для журналистки это был блестящий дебют, ее взяли на работу в престижную газету, сначала внештатным корреспондентом, потом приняли в штат, позже она закрепилась в Москве, вышла замуж, сделала неплохую карьеру.
Через месяц появилась еще одна подружка. Девочка в третий раз пыталась поступить в университет, на экономический факультет, и ее подло заваливали на экзаменах. Позарез требовалась серьезная протекция.
Девочке было двадцать. Худенькая, длинноногая, с темно-русыми волосами до пояса. Она оказалась менее бойкой, чем журналистка, в ее больших голубых глазах сначала стояли ужас и удивление, даже слезы, однако в этом была своя прелесть. Ведь главное — разнообразие. Потом девочка расслабилась, выпила французского коньячку. Она очень хотела поступить в университет. Очень… Ну и поступила, конечно. У Егора Николаевича были серьезные связи, он замолвил словечко.
Потом появлялись просто подружки, которым уже не требовались ни интервью, ни протекция в университет. Только деньги. Всякие были девочки — блондинки, брюнетки, рыженькие, но непременно худышки, с узкими бедрами и небольшой грудью.
Это стоило дорого. Но Баринов не привык экономить на своих удовольствиях. Пачки денег исчезали в сумочке массажистки Светы, и, как она потом расплачивалась с девочками, сколько им отстегивала, он не знал. Не интересовался.
В воскресенье не было дождя. Небо расчистилось, но голубизна казалась холодной, совсем осенней. Катя затянула пояс светлого плаща, мельком взглянула в зеркало, поправила прядку волос, выбившуюся из пучка.
— Ты уверена, что хочешь ехать одна? — спросила Жанночка.