Место под солнцем
Шрифт:
– Знаешь, – сказала она, – мне очень его недостает.
Она еще ниже опустила голову и с трудом глотнула, словно у нее в горле что-то застряло.
Анника отложила нож и вилку, не зная, что сказать.
– Я понимаю, что он обращался со мной по-скотски и все такое, но я искренне его оплакиваю.
Юлия подняла голову и в упор посмотрела на Аннику. Взгляд был пустым и мимолетным; Юлия отвела глаза и посмотрела на сына, игравшего с машинкой.
– Я же его постоянно вижу. Александр – это его точная копия. Прямо
– Александр понимает, что его папа умер?
Юлия кивнула и высморкалась в салфетку.
– Он начал рисовать его на небе. Облака похожи на картошку, а ангелы – какие-то головоногие с крылышками.
Анника не смогла сдержать улыбку, и Юлия тоже засмеялась.
– Да, насчет семейного альбома… Там были фотографии Давида в детстве?
– Он был прелестным ребенком, а Ханнелора – просто красавица.
– Там были фотографии друзей Давида? Тех, с которыми он вместе рос?
Юлия положила подбородок на сцепленные пальцы и посмотрела на сына. Мальчик аккуратно возил машинку, старательно объезжая пятна грязи.
– У них был очень красивый дом в Юрсхольме, – заговорила Юлия. – Да, там бывал еще Торстен. Это настоящая вилла крупного торговца с верандой, розовыми клумбами, ровными травяными дорожками.
– Там, случайно, не было фотографий Филиппа Андерссона?
Юлия посмотрела на Аннику и убрала руки со стола.
– Филиппа Андерссона? Откуда он мог бы там взяться?
– Они же были друзья детства с Давидом, – напомнила Анника.
Она ничего не сказала об Ивонне Нордин.
Юлия покачала головой.
– Давид когда-нибудь упоминал о женщине по имени Вероника? – спросила Анника. – О Веронике Паульсон или Веронике Сёдерстрём?
Юлия откинулась на спинку стула, задумчиво посмотрела на кассу.
– Нет, я этого не помню, – ответила она.
– Может быть, мама Давида обмолвилась о Веронике? Или о Филиппе Андерссоне?
Юлия шумно вздохнула.
– Ханнелора нездорова, – сказала она. – Я, конечно, не знаю, что именно с ней происходит. Это точно какая-то форма деменции, но с ней что-то еще не так. Она прожила в этом доме одна двадцать пять лет. Александр, катай машинку ближе к столам.
Анника терпеливо ждала, когда Юлия отведет сына из холла и покажет ему, где можно катать игрушечный автомобиль. Потом Юлия вернулась, села за стол и обхватила руками чашку.
– Как отнеслась мама Давида к тебе и Александру? – спросила Анника. – Она поняла, кто вы?
Юлия со звоном принялась размешивать ложечкой сахар в чае.
– Я сомневаюсь, что она нас узнала. Сомневаюсь, что она поняла, что я – жена Давида, а Александр – его сын. Она помнит, кто такой Давид, и все время спрашивала о нем. Кажется, она так и не осознала, что он умер.
– И что ты стала делать? Объяснила ей, что его уже нет в живых?
Юлия
– Я повторила ей это несколько раз. Она каждый раз подолгу смотрела на меня, а потом начинала говорить о чем-то другом. Например, о новостях шестидесятых годов или о старых фильмах и радиопрограммах. Ты что-нибудь знаешь о «Клубном завтраке» или о Сигге Фюрст?
Анника покачала головой.
– Она напевала целые куплеты. Сигге Фюрст была ее идолом. Ханнелора была уверена, что Фюрст – немка, но она на самом деле не была немкой.
– Но сама Ханнелора немка, да? Еврейка?
Юлия наклонила голову в сторону.
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Нина однажды сказала мне, что она приехала в Швецию после войны на белом автобусе и что второе и третье имя Давида, Зеев и Самуэль, скорее всего, еврейские…
– Он избегал говорить об этом. Он никогда не говорил о том, как его мама пережила концентрационный лагерь.
– У Давида были двоюродные братья, сестры, какие-нибудь другие родственники?
Юлия одернула кофту.
– Ханнелора была единственной из всех, кто выжил.
Анника принялась жевать резиновый лист салата. Чтобы его проглотить, ей пришлось сделать глоток воды.
– Кто был папа Давида?
– На фотографиях, сделанных сорок лет назад и позже, его нет. Он рос с Торстеном Эрнстеном.
– Кто он был?
– Финский бизнесмен шведского происхождения. Они с Ханнелорой не были официально женаты. Он то приезжал, то уезжал, словом, делал что хотел.
– Ну да, – сказала Анника. – Это было сложно делать в шестидесятых годах, особенно в Юрсхольме. Ты, случайно, не общаешься с Торстеном?
Юлия покачала головой:
– Он исчез, когда Давиду было восемнадцать. Это очень сильно подействовало на Ханнелору.
– Исчез? Что значит исчез?
– Поехал в деловую поездку и не вернулся. Именно с тех пор Ханнелора перестала выходить из дома.
– Уехал в деловую поездку? Куда? Чем он торговал?
Юлия пожала плечами:
– Я не знаю.
Анника испытующе посмотрела на Юлию. В какое странное семейство она попала. Немецкая еврейка, сын которой был другом детства известного финансиста и фотомодели. Сын и фотомодель были убиты, а все остальные стали либо полицейскими, либо убийцами.
Анника перегнулась через стол к Юлии.
– Когда вы жили в Эстепоне, когда Давид под прикрытием работал на Солнечном Берегу, вы никогда не пересекались с неким Себастианом Сёдерстрёмом и его семьей?
Юлия посмотрела на Аннику округлившимися глазами.
– С хоккеистом, который был отравлен? – спросила она. – Нет, это недоразумение. Из одного только факта, что Давид был телевизионной знаменитостью, не следует, что он был знаком с другими знаменитостями. В Испании мы ни с кем не общались – ну, естественно, если Давид не был в командировках. Я была там совсем одна…