Место смерти изменить нельзя
Шрифт:
Странное представление о народе у российской интеллигенции, исключившей самое себя из этого понятия! Странное и опасное представление…
Он потихоньку готовился. Продал имение под Питером, кое-что из имущества. Наталья была против, плакала, перефразируя «Вишневый сад», — не хочу, чтобы по нашему парку гуляли топоры! — но он сумел настоять.
После октябрьского переворота Дмитрий Ильич решил: все, надо ехать. Но снова отложил отъезд, увлеченный надеждой, что власть большевиков долго не продержится. Началась Гражданская война, интервенция, Дмитрий Ильич чуть было сам не подался в ополчение, но пароходство переложить
Когда их бывшее поместье под Питером сожгли, когда не только по их саду, но и по всему их старинному дому гуляли топоры и народ писал и гадил в дорогие вазы, Наталья снова плакала и сжимала его руки: «Ты был прав, ты был прав!.. Как это страшно, что ты оказался прав!..» Ион, он тоже с трудом сдерживал слезы…
Максим очнулся и вздохнул. Диалог у него не складывался, слова не находились. Он жалел иногда, что не родился в эпоху немого кино. Бессловесного кино.
Максим умел чувствовать и передавать в своих фильмах молчание или бессвязную, бредовую, к себе самому обращенную речь, которая равна молчанию; он умел передавать паузы и позы, он умел вмещать в кадр состояния, настроения и смыслы. Но слова — это был ненужный ему в его работе инструмент. Особенно теперь, когда он задумал коснуться темы, на которую было сказано уже так много слов, что все они стерлись и поблекли. И он никогда бы не подумал приблизиться к теме революции, сталинизма, разбитых режимом судеб и жизней, если бы это впрямую не касалось его семьи. Если бы он не ощущал своего долга перед теми, чьи имена ушли в небытие, словно никогда не существовали; были вычеркнуты безжалостной рукой из метрики его отца и его собственной…
Однако ж без слов не обойтись, их нужно придумать. Причем простые слова, обычные, каждодневные. Оставив за плечами несколько нашумевших фильмов, которые критика называла то авангардом, то заумью — в зависимости от симпатий авторов статей, — Максим почувствовал, что богатство языка кино, как и любого другого языка, лежит в его классическом пласте. Никакой сленг, как бы ни был он оригинален, не способен дать те же выразительные возможности, что обыкновенный классический язык. И ему хотелось теперь говорить простым и доходчивым, классическим киноязыком, ему хотелось показать трагедию, убийственную в своей простоте. И именно эта простота была для Максима непростой задачей. Если в его прежних фильмах люди пили чай, то это было для того, чтобы показать — как это красиво — чай, как это красиво — пьют, как это красиво — в саду. Топазная струя, пронизанная солнцем, бьет в тонкое белое дно чашки… Но теперь ему хотелось не столько любоваться жизнью, сколько жить.
И кажется, еще никогда ему не были так нужны хорошие диалоги…
Максим снова вздохнул, похлопал дружески столик по изузоренной прохладной столешнице и занялся своим чемоданом. Он достал свои подарки — русские сувениры, разумеется, икру, провезенную тайком через таможню, водку, которую тут же с сожалением убрал, памятуя наказ Вадима. В шкафу нашлось полотенце, и. покидав одежду на кровать, он направился в ванную.
Ночь коротка, Спят облака, доносилось оттуда, перекрывая шум воды, — И лежит у меня на ладони Незнакомая ваша рука, па-па-па-па-па…
Кажется, звонил телефон. Максим закрутил краны. Нет, он не ошибся, это действительно звонил телефон. Подойти?
Ага, голос Арно! Должно быть, пришел уже.
— Арно? — позвал Максим. — Дядя,
Однако звонивший говорить не стал, и по квартире разносились гудки отбоя. «Ну и ладно, — лениво подумал Максим. — Это, наверное, Арно звонят, не мне ведь?»
Но телефон снова настойчиво зазвонил, будто звонивший знал, что кто-то есть в квартире. Едва вытершись, он обмотался полотенцем и всунул мокрые ноги в тапочки. Может, это Вадим или Арно… Максим решился и снял трубку.
— Алло?
— Здравствуйте, — раздался женский голос. — Я говорю с Максимом?
— Да-да, — удивился Максим, — это я.
— Это Соня у телефона. Дочь Арно.
— Да-да, здравствуйте, очень рад.
— Максим, папа вам обещал приехать кужину, как я понимаю?
— Мы так договорились…
— К сожалению, он не сможет приехать. Мне неловко об этом говорить, но я не буду делать секрета: он выпил лишнего за обедом… Я не могу его отпустить. Он останется ночевать у меня. Сожалею, но вашу родственную встречу придется отложить до завтрашнего дня. Хорошо?
— Разумеется, конечно…
— Рада была с вами познакомиться. Надеюсь, скоро мы сможем встретиться и познакомиться поближе… Всего доброго!
— Я тоже надеюсь… Всего доброго!
Максим растерянно положил трубку. Такого поворота он не ожидал. Значит, дядя не приедет сегодня. И Максим остается в одиночестве на этот вечер…
Досадно. И потом, Соня так быстро с ним попрощалась… Она, видимо, не разделяет их взаимного с Арно интереса к истории рода и родне. Особенно, может быть, к родне… Его это задело.
Впрочем, что ему до неведомой Сони? Он никому не собирается навязываться.
Сияние довольного Вадима потускнело, когда он узнал о звонке Сони.
— А если снова запьет? — мрачно вопрошал он. — Позвоню-ка Соне, что там у них происходит, как она могла допустить, чтобы Арно пил? Что же она, не понимает…
— Ты как наседка над цыпленком. Успокойся, подумаешь, выпил! Проспится.
Разве ты не видишь, как Арно рад работе? На запой не променяет, не паникуй.
Вадим с сомнением посмотрел на Максима.
— Ты только Соню поставишь в неловкое положение… — пожал плечами Максим. — Она и так, по-моему, смущена… Все равно ведь уже ничего не изменишь.
— Ладно, — вздохнул Вадим, — делать нечего. Подождем до завтра, надеюсь, что… Тогда, слушай, раз у тебя вечер освободился, я тебя приглашаю ужинать. Идет?
Максим хотел спать. Было около полуночи, для человека творческого время детское, но утром он еще находился в Москве, по московскому времени было уже два, и, кроме перелета, за этот день произошло слишком много событий, слишком много впечатлений. Он разморился в глубоком плюшевом кресле дяди.
— Я, признаться, устал… Извини. В другой раз с удовольствием.
— Ну смотри. Ты совсем падаешь? — спросил Вадим.
— Нет… Ничего, — соврал Максим. — А что?
— Тогда давай посмотрим план сценария?
— Хорошая мысль.
— А я пока жене позвоню.
Максим полез за сценарием в чемодан. Вадим заворковал в телефон.
— Слышишь, Максим, Сильви тебя тоже приглашает!
— Я с удовольствием. Завтра… или послезавтра… если вас устроит.
«Ну да, он устал, все-таки самолет и разница во времени…» — объяснял жене Вадим.