Место Снов
Шрифт:
Гном стоял не просто так, гном стоял со шпагой. Зимин узнал шпагу с морским змеем и кашалотом, видимо, Поленов одолжил ее на время представления.
Шпага была в два раза длиннее самого гнома, но, как ни странно, торжественности обстановки это не портило. Гном держал шпагу коромыслом, на плечах.
Другой гном, стоящий на балконе, был обряжен в вечернее платье, сделанное из кружевной занавески. В дырки кружев проглядывала унылая гномовская шкура серого цвета, и это Зимина весьма позабавило.
Но гномы не считали происходящее забавным, они следили за действием серьезно и с напряжением.
– Я перебрался чрез забор, – сказал гном в берете и вывернул губу внутрь, отчего Зимин понял, что это Костик. – Закрылками любви сюда я перенесся.
– Приди ко мне, Ромео, – сказал гном в занавеске. – Томлюсь, томлюсь.
– Томлюсь и я, однако, тяжкой страстью, – ответствовал Ромео. – Но тут у нас случилась заморочка, о, Джульетта.
– Чего же там, чего? – спрашивала Джульетта.
Конструкция из ящиков пошатывалась, и Джульетта опасливо балансировала руками. Ромео со шпагой поддерживал ящики снизу. И отвечал:
– Там чуваки на мя в лесу напали скопом. Но я не промах парень, я бретер [50] .
Ромео взмахнул шпагой так широко, что едва не отсек нос стоявшей на ящиках Джульетте. Зрители ойкнули, Джульетта закрыла глаза, ящики заскрипели.
– Трех человек убил одним ударом, – сказал Ромео. – Рассек от кадыка и до седалищного нерва, средь них твой брат. Мне показалось, был вторым он.
50
Бретер – задира, дуэлянт.
– Как? Как мой брат?
– Двоюродный, наверное. Любимец твоего отца, его наперсник.
– Печально, – отвечала Джульетта. – Мы частенько с ним резались в лапту, и в го, и в бабки.
Зимин, как уже говорилось выше, был не очень знаком с театральной классикой, но по некоторым приметам он опознал, что это «Ромео и Джульетта».
– Бежим с тобой, подруга, в Арканзас, – Ромео воздел руки. – И будем жить там в мире и достатке. Устроим огород, паслен, оливки, грядки сикомор, посадим кучно все и станем наблюдать.
– Бежим! – согласилась Джульетта. – Я буду день и ночь работать с шелкопрядом…
Она сбросила свою занавеску, Ромео дернул за нее, и Джульетта обрушилась вниз вместе с балконом. Но Ромео был силен и смог поймать свою избранницу, балкон же отбросил в толпу.
Они обнялись и, взявшись за руки, весело, с подскоками направились к натянутому в противоположном углу занавесу. Но не дошли. Остановились. Потому что из-за занавеса послышался тяжелый грохот.
– Шаги! – воскликнул Ромео, он же Костик. – Чу, слышу поступь мавра!
– Кого, кого?
– Идет! – затрясся коленями Ромео. – Идет за мной! О, мавр, страшны твои шаги!
– Кто? Кто, Ромео мой прекрасный?
– Отелло! Он – маньяк! Девятый день назад убил он Леопольдо, в ушную полость влил настой из лебеды. Грозился и меня, но я был быстр ногами, и между нами заводь пролегла.
– За что? За что? За что тебя он ненавидит?
– Отец мой и его отец товарищами были, и как-то раз они вступили в темный лес, в дубраву, где произрастают ели. Увидели горшок, набитый серебром, из-за него пустились в спор жестокий. И мой отец разбил его отцу чело. С тех пор семейства наши во вражде. Отелло же поклялся истреблять нас во всех средах, на суше, и на море, и в эфире, везде, где встретит нас, и слово держит он. И он идет!
– Бежим! – И Джульетта потащила Ромео в другую сторону.
– Поздняк! – Ромео закрыл глаза. – Поздняк. Настиг он нас, пришла она – погибель!
Топот стих. Занавес распахнулся. На сцену вышел Поленов. Поленов был страшен. На нем была деревянная бочка. Из бочки торчали руки. В одной руке был огромный мешок, в другой – несоразмерный топор. На голове – ящик, выкрашенный черной краской. Поленов потряс топором.
Зрители вздохнули.
Гномы были ему по колено, может, чуть выше.
Поленов принялся душить гномов, гномы ужасно вопили и дрыгали конечностями. Потом они обмякли, Поленов поднял их за ноги и погрузил в мешок.
Зрители обмерли.
Зимин зажал рот, чтобы не расхохотаться. Представление получилось роскошным.
– Убил… – задумчиво сказал Поленов. – Но что-то смутное я чувство ощущаю. Как будто брата я сразил, или сестру, иль тетю – ту, что в детстве я любил…
Поленов поднял мешок, заглянул в него.
– О горе мне! – Поленов уронил мешок.
Гномы резиново брякнули.
Зрители дружно вздохнули.
– О горе мне, о други! Свершилось наказание небес! В покойном узнаю родного брата, которого в младенчестве в пучине морской дракон похитил беззаконный! Семья его разыскивала тщетно. Он пал, сраженный дерзостной рукою! Убил! Убил родного брата!
Поленов трагически воздел руки.
Зимин подумал, что вряд ли у Поленова могли быть такие низкорослые родственники, но, в конце концов, ему видней. К тому же театр – искусство условностей, это знают даже маленькие детишки.
– Мученья не снесу! – Он поднял с помоста шпагу. – Остановлю существованье! Морталия! Иду к тебе! Прими меня в свои объятья!
И Поленов сунул под мышку шпагу.
Зрители охнули.
Поленов медленно осел на сцену.
Было тихо. Зимин слышал, как на озере играет рыба, вышедшая поохотиться на вечерних комаров.
Потом все взорвалось аплодисментами. Бурными. Переходящими в овацию. Гномы бесновались, как малолетние фанаты на концерте разнузданной панк-группы.
Толпа ревела и лезла на помост. Помост подмялся, гномы ворвались на сцену, подхватили Поленова и принялись качать. Другие разорвали мешок, неделикатно добыли из него Ромео и Джульетту и тоже принялись подбрасывать. Поленов подлетал в воздух с достоинством победителя и даже успевал раскланиваться по сторонам. Гномы, в силу небольшой массы тела, подлетали в два раза выше Поленова и визжали от страха. Успех был грандиозным. Зимин понял, почему Поленов решил заняться театром в Стране Мечты.