Место Снов
Шрифт:
Молчание.
– Сожрали, что ли?
Кто-то зевнул.
– Работать не хотите…
– А когда мы тогда писать будем? – хором спросили Снегирь и Тытырин.
– А вы хоть что-нибудь пишете?
Молчание. Потом Снегирь сказал:
– Писатель пишет всегда. Когда ест, когда пьет, когда лежит. Даже когда в сортире сидит.
Тытырин и Снегирь рассмеялись.
– Ладно, придурки, доставайте его, – сказал голос. – А то воспаление легких подхватит, а доктора нормального тут не сыскать…
– А может… Ай, не надо! – взвизгнул Тытырин.
Снегирь засмеялся.
– Да мы и так его уже доставать хотели, – обиженным голосом сказал Тытырин. – Когда их достаешь – у них волосы просто торчком в разные стороны стоят, просто так смешно! Я потом целую неделю могу хохотать!
– Еще раз узнаю, что кого-то зарыли, – прибью! – пообещал новый человек. – Будешь у меня всю жизнь потом хохотать! Доставайте гроб!
– Это отрицатель, – поправил Тытырин. – Эти два устройства принципиально отличаются…
– Доставайте гроб! – приказал голос. – А то тут появится еще два отрицателя!
– Сию минуту!
По крышке гроба царапнули, и скоро Зимин почувствовал, как отрицатель начал медленно подниматься. Тогда Зимин вытянулся на спине в противоестественной позе, скорчил руки в конвульсивном жесте, пустил по подбородку предсмертную слюну и стал ждать.
Гроб подняли на поверхность, и Зимин услышал, как скрипят вытаскиваемые клещами гвозди. Крышка откинулась, и Зимин с трудом удержался, чтобы не выскочить и не прибить всех, кто попадется на его пути. Лишь втянул поглубже пыльный воздух свободы.
– Сдох… – протянул Снегирь.
– Может, у него это… сердце слабое было? – предположил Тытырин.
– Может… И что теперь с ним делать?
Тытырин глупо рассмеялся.
– Давайте его это… По-настоящему зароем…
Теперь глупо расхохотался Снегирь.
– А что? – продолжал рассуждать Тытырин. – Зароем и все…
– А отрицатель?! – возмутился Снегирь. – Где я возьму другой отрицатель?! Ты мне его сделаешь?! Ты же гвоздь в стену вбить не можешь!
– Давайте его оттащим в пустыню, – предложил Тытырин. – Бросим, а птицы его постепенно склюют. И он прямиком отправится в небесные сферы! Вернее, прямой дорогой в Славь!
– На фиг ему твоя Славь?! Он уже давно дома у себя сидит, пиццу уже заказал! А мы тут от желудей пучимся…
– Можно это… – Тытырин прищелкнул языком. – Ну, вы понимаете, что я имею в виду…
– Ты его еще на котлеты предложи переделать! – сказал неизвестный голос.
– А что? – Снегирь заинтересовался. – В одной книжке один чувак…
– А может, его это… – Тытырин икнул. – Отдать твоим гномам? Я слышал, они неразборчивы в продуктах питания…
– Заткнись, Тытырин, – велел голос. – Лучше давайте поговорим о наших делах.
Зимин услышал двойной вздох. После чего почувствовал, как его шеи коснулась прохладная и сухая рука, явно не принадлежавшая ни одному из писателей.
Рука явно искала пульс. И нашла. Голос хмыкнул и сказал:
– Действительно мертв. Мертв, как собачьи какашки. Потом похороним. Пока же у нас есть дела и понасущнее. Поговорим о них…
Снова двойной вздох. Зимин осторожно, через веки, открыл глаза. Смотреть было довольно неудобно, но можно. Рядом со Снегирем стоял парень в заурядных джинсах, заурядной выгоревшей на солнце льняной рубашке и жилетке из белой кожи. С широким, опять же кожаным ремнем. К ремню была прицеплена шпага. Шпага была не простая. Длинная, лезвие черное, по стали мелкие узоры, отличающие настоящий булат от кухонного хлебореза. Рукоятка замысловатая. Гарда плавно переходит в эфес, выполненный в виде чешуйчатого морского змея. Морской змей пытался обвить и заглотить кашалота, который и представлял собой рукоять.
Парень был похож на Дон Кихота, только без бороденки и с умным взглядом.
– Итак, господа литераторы, – сказал парень. – Около двух месяцев назад я заказал вам пьесу из жизни гномов. В двух действиях.
Парень достал из кармана клочок бумаги.
– За пьесу авансом было заплачено: яиц гусиных – две дюжины, яблок медового сорта – пять мешков, сыров из козьего молока – пять голов, сухарей ржаного хлеба – десять кулей. Литераторы Тытырин и Снегирь обязались выполнить заказ в течение шести недель. Прошло почти восемь, и вот я здесь. Хочу узнать, готова ли моя пьеса?
– Конечно, готова, Поленов, – с достоинством ответил Снегирь. – Не изволь беспокоиться.
И Снегирь с проворством факира извлек из-за поясного ремня папку с листами.
– Прошу! – и Снегирь по-халдейски протянул папку Поленову. – Ознакомьтесь-с.
Поленов принялся ознакомляться с текстом. Читал он споро, видимо, по диагонали, быстро перелистывал листы и кидал их под ноги. Постепенно количество листов на земле увеличивалось, а настроение у литераторов ухудшалось. Они мрачнели, все больше шевелили пальцами рук и громко сопели.
На землю упал последний листок, стало тихо.
Затем Поленов присел и подобрал несколько листов. Повертел их, потер пальцами. Затем спросил:
– Что это?
– Как что? – ответил Тытырин. – Пьеса в двух действиях.
Зимин заметил, что бороды у Тытырина больше не было. Вместо бороды по нижней части лица шла красная полоса.
– Насколько я понял, ваша пьеса называется… – Поленов заглянул в лист. – «Гундыр и стрептококки»?
– А что ты имеешь против стрептококков? – заносчиво спросил Снегирь.
– Против стрептококков я ничего против не имею. – Поленов стал комкать лист. – А при чем тут Гундыр? Кто такой вообще Гундыр?
Тытырин пренебрежительно хмыкнул.
– Гундыр… Гундыр – это народный фольклор, между прочим. Гундыр – это Змей Горыныч. Змей Горыныч подхватил стрептококки и теперь не может пуляться огнем. Тут как раз на горизонте появляется добрый молодец, который вызывает Гундыра на бой. Гундыр плюет в него огнем и тоже заражает добра молодца стрептококками…
– Я же просил из жизни гномов, – сказал Поленов. – При чем тут Змей Горыныч?