Месяц на море
Шрифт:
– Полина, включи чайник и ставь чашки на стол, – попросил Колесников.
– Ну па-а-ап, – протянула дочь, – я так устала… Сегодня наша клуша устроила нам целых два совещания. Сидели как дуры, слушали всякую пургу.
Полине было тридцать пять лет, и она, имея журналистское образование, по меткому замечанию отца, «где-то работала и чем-то занималась».
– Полина, а ты можешь представить себе, что отец твой немолод и после работы может устать?
– Уйди с работы, – пожала плечами Полина, – у тебя есть еще одна квартира. Ты
– У тебя тоже есть еще одна квартира. Ты ее тоже сдаешь, но почему-то тоже работаешь!
– А мне надо куда-то ходить. Что я дома буду делать? Куда я все свои тряпки носить буду? На свидания? Так и свиданий не будет, если дома сидеть буду.
– Вот, а мне советуешь дома сидеть, – машинально пробурчал Сергей Мефодьевич.
Полина расхохоталась:
– Папа, кроме твоей морской формы, которая в идеальном состоянии, ты свою гражданскую одежду видел? Это же мама все тебе покупала, а она умерла семь лет назад. А форму ты не носишь, потому что ты в отставке. Вот и делай выводы…
– Я аккуратно, достойно одет, – возразил Колесников. – И не буду таким, как этот хлюст Колманович.
– Кстати, интереснейший мужик, – оживилась Полина, – я его видела на одном мероприятии. Красивый, статный, одет со вкусом!
– Он ненамного моложе меня, учти!
– А кажется, что намного моложе, – задумчиво протянула дочь.
Колесникову захотелось, чтобы день быстрее закончился. Ужинали они в тишине.
– Вот скажи, обязательно надо было сегодня ко мне приезжать? Сидишь, молчишь, ничего не рассказываешь…
– Как же? – оторвала взгляд от смартфона Полина. – А кто тебе открыл глаза на Колмановича? Ты же его видишь только в стенах училища. И не замечаешь, какой у тебя коллега.
Сергей Мефодьевич так и не понял, был ли это стеб или дочь говорила серьезно. Он предпочел лишь иронично выразить признательность:
– Спасибо, родная. Я понял, что люди в этом мире гораздо лучше, чем кажутся.
Теперь наступила очередь Полины гадать, насколько серьезен ответ отца.
Попрощалась дочь сразу после кофе.
– Поехала, мне надо еще переодеться.
– Ты не очень там… Знаешь… Отношения людей…
– Папа, ты мне еще про половые инфекции расскажи, – рассмеялась на пороге Полина.
– Господи! Иди уже! – Колесников прикрыл за ней дверь.
На кухне царил беспорядок. Дочь даже чашку в раковину не поставила. Колесников засучил рукава и принялся мыть посуду. Посудомоечной машины у него не было. Он тщательно тер ершиком каждую чашку и каждую тарелку, споласкивал под сильной струей воды, потом ставил посуду на полотенце. Когда на полотенце образовалась пирамида, он принялся вытирать посуду. Тер до скрипа. Затем все аккуратно поставил в шкаф.
Потом Колесников чистил зубы после душа и внимательно разглядывал в зеркало свое лицо. Оно показалось ему серым, несвежим, унылым.
– Таким должен быть Колманович! Это
А следующий день оказался солнечным. Колесников проснулся рано, бодрый и легкий. «Сегодня пятница, день короткий. Вечером сделаю уборку и послушаю концерт Вивальди. А еще надо сделать салат. Выходные все же», – думал он, размахивая гантелями.
И в училище все было хорошо. Слушали лекцию спокойно, без перешептываний. Того самого Поспелова ему удалось слегка унизить:
– Я помню, что поставил вам вчера зачет. На меня произвело впечатление ваше знание предмета. Ведь эта тема – венерические заболевания – весьма сложная. Не иначе, ваш личный опыт… – проговорил Колесников.
Поспелов дернулся. Сергей Мефодьевич удовлетворенно крякнул про себя. Но внешне остался неколебим – только блеснули стекла очков. Настроение, и без того хорошее, стало просто прекрасным.
Колмановича он встретил в коридоре.
– Привет, – весело бросил Сергей Мефодьевич, – с дочерью вчера виделся. Встречала тебя где-то. Говорит, вы, старички, хоть и смешные, но еще ничего. Только посоветовала валидол с собой носить.
Колманович нахмурился, как бы вспоминая что-то.
– Дочь? Твоя? У тебя есть дочь? Предупреждать надо! А то соблазню, и станем родственниками. Это ж не дай бог! – ответил Колманович, посмеиваясь. Колесников поморщился, но не дал врагу испортить настроение.
– Не допустим, не допустим мезальянса, – отвечал Сергей Мефодьевич.
– Да кто ж тебя, герцога, спрашивать будет! – расхохотался Колманович.
После работы Колесников поехал в магазин. Ему нравились пятничные хлопоты. На службу он приезжал на метро, в пятницу же за продуктами он отправлял на своем «Рено». Машинка была небольшой, неновой, но Колесников чувствовал себя в ней этаким буржуа.
В магазине он следовал собственным правилам. Не ходил с тележкой или пластиковой корзиной, а складывал покупки в большую спортивную сумку. Уже в конце, на кассе, он выгружал товары, пробивал и убирал в пластиковый пакет. А пакет – в спортивную сумку. Ему так было удобно.
В эту пятницу на него нашел хозяйственный раж. В отделе хозяйственных товаров он приобрел силиконовые рукавицы, машинку для нарезки салатов и две безумно дорогие формы для тех же салатов. Одна была круглая, другая – квадратная. «Отлично, будет как в ресторане!» – подумал он, разглядывая упаковку, иллюстрированную фотографиями сервированных блюд. Еще он купил новый коврик в ванную комнату, мочалку и… искусственные цветы. Колесников выбрал маки. Большие, лопоухие. Алые лепестки нежно колыхались, пока он нес их на кассу. Из продуктов он приобрел немного деликатесов – банку крабов, икру, баночку анчоусов. «По-моему, гадость редкостная, но как красиво звучит!» – подумал он, разглядывая мелкую рыбешку, утрамбованную под стекло.