Месяц в демократической Германии
Шрифт:
— А каких-нибудь два года назад (или три, или четыре, или пять лет) здесь была сплошная тайга. И медведи (или волки, или лисы, или даже шакалы — на Кавказе) шлялись тут запросто!
Мы пробыли в Эйзенхюттенштадте всего несколько часов, но уезжали оттуда с головами, буквально распухшими от сведений, цифр и различных данных, касающихся всех сторон городской жизни. И все это потому, что нашим гидом и проводником оказался Гарри Гофман, энергичный, словоохотливый тридцатидвухлетний старожил Эйзенхюттенштадта и к тому же его летописец.
18 августа 1950 года (в памятный
Мы выпили кофе в его редакции, обставленной удобной низкой современной мебелью, и отправились осматривать город.
Мы увидели прекрасные детские учреждения — ясли и датские сады для детей рабочих и служащих, — отлично оборудованные поликлиники, прачечные, комбинаты бытового обслуживания, уютные кафе, великолепные рестораны, магазины, битком набитые хорошими товарами, клубы-дворцы с такими театральными сценами, которые сделали бы честь любому крупному современному центру. Мы увидели город, построенный так, чтобы нужды и потребности трудового человека были удовлетворены полно и всесторонне. Короче говоря, мы увидели социалистический город!
Дома в Эйзенхюттенштадте трехэтажные и четырехэтажные, но есть здания и в девять-десять этажей.
— Архитектура нашего города отражает три этапа в его строительстве, — объяснил нам Гарри. — Первый этап — это когда наши архитекторы увлекались всяким украшательством и излишествами. Отсюда — колонны, вычурные балкончики и так далее. Потом наступил второй этап, так сказать, спартанский. Никаких колонн, никаких балкончиков! Впереди уже маячил спичечный коробок как высший идеал архитектурной формы, но тут начался третий этап — этап синтеза. По-моему, самый подходящий, во всяком случае, для жителей города, не правда ли?!
Мы с женой переглядываемся, улыбаемся. Да, да, мы тоже за «этап синтеза».
Потом мы едем в ресторан обедать и за пивом слушаем рассказы Гарри Гофмана об Эйзенхюттенштадте и его обитателях.
Это самый — во всех отношениях — молодой город новой Германии. Средний возраст его жителей — 23—25 лет.
Эйзенхюттенштадт занимает первое место по рождаемости в ГДР.
В Эйзенхюттенштадте процветают ранние браки. Зарплата высокая, жилищные условия хорошие — вот здесь и женятся и выходят замуж в 18—19 лет.
Прочны ли такие браки? Ведь в этом возрасте даже пустяковая ссора, в особенности когда еще нет детей, часто кончается мгновенным «разрывом навсегда».
— Когда мы заметили, что кривая разводов у нас в Эйзенхюттенштадте
Жители Эйзенхюттенштадта — большие патриоты своего города. И не только молодые его обитатели. В чем проявляется их патриотизм?
Гарри Гофман подумал и тут же вытащил из неисчерпаемой кладовой своей цепкой журналистской памяти жизненную новеллку.
— У нас в Эйзенхюттенштадте проходила кампания общественного ремонта домов. Жители своими силами и на свои коллективные средства приводили в порядок свои жилища. Одна уже очень пожилая немка — обитательница дома, населенного на девяносто процентов совсем зеленой молодежью, — дала на ремонт почти все свои сбережения — довольно большие деньги! Когда соседи-комсомольцы пришли к старухе благодарить ее, она сказала:
— Благодарить меня не надо, а вот в газету напишите, что я дала на ремонт нашего дома 20 тысяч марок.
— Обязательно напишем! — сказали комсомольцы. — Мы даже добьемся, чтобы ваш портрет, гнедиге фрау, поместили в газете!
Гнедиге фрау замахала на них руками.
— Не надо никакого портрета! Я не из тщеславия хочу, чтобы в газете написали, что я дала 20 тысяч марок на ремонт, а я… боюсь передумать! Вот когда в газете напечатают, — тут уж думай не думай, а придется обязательно дать вам эти деньги!..
— Напечатали?
— Напечатали! — смеется Гарри.
— И старуха дала деньги?
— До единого пфеннига!
Эйзенхюттенштадт благотворно влияет на всю округу. Иначе какое же имел бы он моральное право называться социалистическим городом?!
— Посмотрите, как подтянулся наш сосед — маленький, старый городишко Фюрстенберг, — говорит Гарри. — Мы ремонтируемся — и он ремонтируется, мы строимся — и он строится. Тянется за нами.
— А окрестные деревни?
— Про деревню я вам расскажу целую историю. После кофе с тортом.
И после кофе с тортом история была рассказана.
— Культура в деревнях вокруг Эйзенхюттенштадта была низкая. Молодежи, как правило, негде было собираться! Пьянство и хулиганские поступки считались обыденным явлением. А рядом наш город с его прекрасными клубами, кафе, танцплощадками! Представляете? Мы обязаны были помочь деревне. Выбрали одну, наиболее отсталую. Я прихватил с собой четырех самых разбитных наших комсомольских активистов, взял проигрыватель и набор хороших танцевальных пластинок и поехал в эту деревню. Нашли помещение, поставили столы, пригласили местных девушек и парней и рассадили их по четыре человека за столом. Никаких докладов и сообщений решили не делать. Пусть ребята просто послушают хорошую музыку! Проигрыватель отлично справился со своей боевой задачей, и я увидел, что пластинки наши понравились. Тогда я пустил по столам свою первую записку: