Метафизика войны
Шрифт:
Первым результатом этого взгляда становится положительное отношение к миру: это уверенность в себе и, в то же время, определённая свобода. Настоящий солдат таков по своей природе и потому, что он и хочет быть таким; следовательно, в данных ему в миссиях и задачах, он, так сказать, узнаёт себя. Таким же образом, человек, воспринимающий свое существование как службу в армии, будет очень далёк от понимания мира как юдоли слёз, из которой нужно сбежать, или как цирка слепых иррациональных событий, или как области, для которой принцип carpe diem [14] выражает высшую мудрость. Хотя он вполне осознает трагическую и отрицательную сторону многих вещей, его реакция на них будет весьма отличаться от реакции всех других людей. Его чувство, что этот мир не является его отечеством, что он не представляет, так сказать, его надлежащее состояние, —
14
«Лови момент» (лат.) — прим. перев.
Военная концепция жизни приводит к новому осмыслению социальной и политической солидарности. Она выходит за пределы гуманизма и «социализма»: люди не являются нашими «братьями», а «ближний» — вообще в чём-то странное понятие. Общество не является ни творением, созданным по необходимости, ни чем-то таким, что может быть оправдано и возвеличено на основе идеала всеобщей слащавой любви и обязательного альтруизма. Вместо этого, каждое общество будет пониматься в терминах общности, существующей между весьма различными существами, каждое из которых полно решимости защищать собственную индивидуальность, но, тем не менее, объединенных в мужском товариществе общим действием без какого-либо сентиментализма. Преданность и искренность, совместно с порождённой ими этикой чести, будут таким образом являться истинным основанием каждого общества. Согласно древним индоевропейским законам, убийство не считалось таким же серьёзным преступлением, как предательство или даже простая ложь. Этика войны также привела бы к более–менее схожему отношению, и она ограничивала бы принцип общности принципами достоинства и родства. Солдат может считать товарищами только тех, кого он уважает и кто твёрдо отстаивает свою позицию, но никак не тех, кто уступает, слабых и глупых. Кроме того, у вождя есть долг собирать и вести вперёд имеющиеся силы, а не тратить их впустую на заботу и плач по тем, кто уже пал, сдался или оказался в окружении.
Однако, те представления, которые мы здесь выдвигаем, имеют наибольшую ценность в вопросе укрепления собственных сил. Здесь мы входим в область римской этики, с которой читатель уже должен быть знаком по отрывкам из работ классических авторов, регулярно публикующихся в «Диораме». Как мы уже сказали, речь здесь идёт о внутреннем изменении, на основании которого совершенно изменяется реакция на факты и события жизни, и вместо того, чтобы казаться отрицательными (что обычно и происходит), они становятся положительными и конструктивными. Превосходное понимание этого даёт нам римский стоицизм (при условии, что он существовал в таком виде, в котором мы его знаем) как истинное и упорное утверждение жизни, далёкое от тех предвзятых мнений, которые пытаются заставить нас видеть в стоицизме только холодное, чёрствое бытие, ставшее чуждым жизни. Неужели в этом можно сомневаться, когда Сенека утверждает, что истинный человек выше бога, так как бог по своей природе защищён от бед, в то время как человек может встретиться с ними, бросить им вызов и показать себя выше их? Или когда он называет несчастными тех, кто никогда не был несчастным, кто так никогда не мог узнать и измерить свою силу? Именно у этих авторов можно найти много элементов для воинской системы этики, которая совершенно преобразует распространённую систему взглядов. Вот очень типичный аспект этой точки зрения: тот, которого послали в опасное место, проклинает свою судьбу только в том случае, если он низменный человек. Если же он обладает героическим духом, то вместо этого он гордится, что его командир выбирает самых достойных и самых сильных для рискованной миссии и ответственных постов, оставляя самые удобные и безопасные посты только тем, кого он не уважает.
Та же самая мысль применима к наиболее тёмным, трагическим, разочаровывающим моментам жизни: необходимо увидеть в них скрытое предназначение или призыв к нашему благородству и превосходству.
«Кто достоин имени мужчины и римлянина», — пишет Сенека, — «кто не хочет испытать себя и не ищет опасную задачу? Для сильного мужчины бездействие — пытка. Есть только один взгляд, способный привлечь вниманием даже бога, — это взгляд сильного мужчины, сражающегося с неудачей, особенно, если он сам бросил ей вызов».
Это мудрость, которая, кроме того, происходит из древних веков и находит своё место даже в общей концепции истории мира. Если Гесиод перед зрелищем железного века, тёмной и десакрализованной эпохи, которая считается последней, воскликнул: «Вот бы мне не родиться!», то древним индоевропейским традициям было присуще учение о том, что именно те, кто в тёмную эпоху, несмотря ни на что, сопротивляются, смогут получить плоды, которые редко могли достигнуть жившие в более благоприятные и менее трудные периоды.
Таким образом, видение собственной жизни как службы в армии формирует собственную этику и чёткое внутреннее отношение, пробуждающее глубинные силы. Поэтому стремление служить в настоящей армии с её дисциплиной и готовностью к абсолютным действиям на поле материальной борьбы является верным направлением и путём, по которому нужно идти. В первую очередь необходимо почувствовать в себе дух солдата и так изменить свою чувствительность, чтобы впоследствии стать солдатом и в материальном смысле. Также необходимо избегать опасностей материалистического огрубения и излишнего акцента на чисто физическом, которые могут в противном случае произойти от милитаризации только на внешнем плане. Тем не менее, при условии подобной подготовки, любая внешняя форма может легко стать символом и орудием собственно духовного значения.
Фашистская система этики, если хорошо подумать, может быть направлена только по этому пути. Отправной точкой является «презрение к лёгкой жизни». Дальнейшие точки должны располагаться как можно выше — выше всего, что может обращаться только к чувствам, и за пределами границ просто мифа.
Если две последние фазы инволюционного процесса, приведшие к современному упадку — это возвышение буржуазии и коллективизация не только идеи государства, но и всех ценностей и самой концепции этики, то преодоление всего этого и новое утверждение «воинского» взгляда на жизнь в вышеупомянутом полном смысле должно составить предварительное условие для любой реконструкции: когда мир масс и материалистического и сентиментального среднего класса уступит дорогу миру «воинов», тогда будет достигнута главная цель, которая сделает возможным пришествие ещё более высокого порядка — порядка истинной традиционной духовности.
РАСА И ВОЙНА
Одним из наиболее серьёзных препятствий для чисто биологической формулировки расовой доктрины является тот факт, что смешение и загрязнение крови не является единственной причиной упадка и разложения рас. В такой же степени расы могут деградировать и гибнуть из-за процесса, так сказать, внутреннего вымирания, без участия внешних факторов. В чисто биологических терминах это может соответствовать тем загадочным «внутренним вариациям» (идиовариациям), которые науке пришлось признать, и которые являются такими же мощными факторами вызывания мутаций, как и вариации, произведённые смешением.
Это никогда нельзя будет окончательно понять, если не объединить биологическую концепцию расы с «расизмом второй или третьей степени», о котором мы постоянно говорим. Только если считать расу существующей не только в теле, но также и в душе и в духе как глубинную метабиологическую силу, обуславливающую как физические, так и психические структуры в органической общности человеческого существа — только при принятии этой поистине традиционной точки зрения можно понять тайну упадка рас во всех её аспектах. Тогда можно будет осознать, что подобно личному отречению от мира и упадку сил, при котором потеря всякого морального напряжения и отношение пассивного отказа от всего могут постепенно найти выражение в настоящем физическом коллапсе или парализовать естественные ресурсы организма гораздо более эффективно, нежели любая угроза телу — так события той же природы могут происходить и на уровне таких сущностей, как человеческие расы, в большем пространственном масштабе и на протяжении времени их общих жизней. И то, на что мы только что указали, касаясь нейтрализации ресурсов организма, когда отсутствует внутреннее — моральное и духовное — напряжение индивида, может даже позволить нам рассмотреть менее упрощенно и менее материалистически также и вопрос расовых нарушений из-за смешения и загрязнения.
Это очень похоже на то, что случается с инфекциями. Известно, что бактерии и микробы не всегда являются единственными действенными и односторонними причинами болезни: чтобы заразиться болезнью, необходима определённая — большая или меньшая –предрасположенность. Состояние чистоты или тонуса организма, в свою очередь, обуславливает эту предрасположенность, и на неё сильно влияет духовный фактор, самообладание существа и его состояние внутренней смелости или тоски. В соответствии с этой аналогией, мы можем полагать, что чтобы смешение имело по–настоящему фатальный исход для расы, связанный с неизбежным вырождением, совершенно необходимо, чтобы эта раса уже была внутренне ущербна до определённой степени, и в результате этого первоначальное напряжение её воли уже было ослаблено.