Метагалактика 1995 № 1
Шрифт:
За окном светились огни вечернего города и звезды над крышами, и, чудилось, в бликах на стекле улыбались, мерцая, сиреневые глаза… Эа…
Во входной двери зашуршал ключ.
— А вот и мои, — сказал Игорь. Дверь распахнулась и первой вбежала в прихожую девочка лет трех-четырех. Увидев незнакомого, она на мгновенье посерьезнела. — Здрасьте.
— Здравствуй, малышка, — поднялся ей навстречу Алексей. За ней появились мама и девочка лет десяти. Ритуал приветствий и знакомства был простым и непринужденным. Мама Оксана и дочки Оля и Света — светловолосые, голубоглазые, были так похожи, что, по-существу, отличались только размерами, и, казалось, что они только что на лестничной клетке перед дверью появились друг из друга, как матрешки, и могут снова собраться в одну большую.
— А бабушка запечалилась, — растягивая слова заговорила младшая, — за то, что ты к
— Да ну? — с деланным удивлением развел руками Игорь.
— Да, — с веселой укоризной сказала мама Оксана, — она привет тебе шлет и гостинец — домашнего сала. Вот. И вот — рябиновой. Оксана положила на стол большой сверток в полиэтиленовом пакете и поставила бутылку с розоватой жидкостью.
— Ну, мне пора, — заторопился Алексей.
— Нет-нет, — запротестовала Оксана, — отведайте рябиновой на дорожку, и я с вами, а то, ишь, без меня тут гуляют. — Белозубая улыбка осветила ее лицо, она подошла к столику у плиты и положила руку на заварной чайник. — Так вы, я вижу, еще и чай не пили.
Утром следующего дня Алексей проснулся поздно. Накануне, несмотря на непривычную для него дозу выпитого у Игоря, он долго не мог заснуть. Снова и снова его мысли возвращались к этой пропасти. Снова и снова… по замкнутому кругу, как лошадь по цирковому манежу… И нет исхода… Он встал. Долго стоял у окна. Ходил из угла в угол. Снова стоял у окна. Принял очень горячий душ. Снова лег. И снова все тот же замкнутый круг… Задремал только под утро, но спал плохо — все время снилось что-то, какой-то бред. Он поминутно просыпался и снова впадал в дремоту. От всего этого голова была тяжелая и темная, как старинный угольный утюг.
Интенсивная получасовая гимнастика, прохладный душ и крепкий чай с лимоном несколько поправили дело. Завтракать он не пошел.
До обеда еще около трех часов. Пойти на улицу, затеряться в толпе и попытаться отвлечься как-нибудь или остаться в номере и все обдумать? А что «все» он может обдумать в его положении? Что думает кролик, глядя в глаза питону? Кролик? Ты что, испугался смерти? А чего ты еще не испытал в этой жизни? Есть у тебя желания впереди? Слово «мечта» и употреблять не стоит. Все повторяется и многократно, как ритуал бритья. Вот семьи у тебя не было, отцом ты не был и не знаешь, что такое ласка ребенка. Но об этом надо было думать не сейчас, а по меньшей мере лет десять-пятнадцать назад. Да, видно, не судьба. Сколько было женщин, а та, от которой захотелось бы иметь детей, так и не встретилась. Да ты, приятель, итог подводишь. Ну что ж, итог — так итог. Плакать по тебе некому.
Нет, в самом деле, почему мысли все время тянутся к смерти? Из-за брата, его участи? И зачем мы с ним понадобились этой… богине? Что она может добавить к тому, что рассказала? Почему рассказала не все сразу? Почувствовала, что и так много — перегрузка, и пощадила? А Андрей что же — не выдержал? Но он-то был, пожалуй, покрепче меня — знал больше, видел дальше.
Мысли Алексея ушли в прошлое. После смерти брата он неожиданно для себя обнаружил, что знал о нем меньше, чем ему это казалось. Он был удивлен не столько тетрадью его стихов, сколько подбором книг его библиотеки. Раньше он не обращал на это внимания. Дело не в нем, а во мне, — с горечью решил Алексей, — я просто был слишком занят самим собой. Теперь же он все чаще навещал Жаклин, подолгу застревал в библиотеке Андрея и брал книги с собой.
От бизнеса он практически отошел. Налаженное дело двигалось по накатанным рельсам при его минимальном участии. Оно, хотя и не расширялось, но пока и не хирело.
Сильно изменилась и Жаклин. Дела ее также перестали интересовать, она замкнулась и ушла в себя. Алексею пришлось подыскать толкового менеджера, чтобы ее хозяйство не пришло в упадок. Встречая Алексея у себя, Жаклин неизменно доставала бутылку хереса — любимого вина Андрея. Было заметно, что она им пользуется не только для приема гостей. Она часто ездила погостить к дочери. Мишель довольно удачно вышла замуж и жила теперь под Марселем в маленьком, но очень ухоженном доме с садом и видом на море. В такие дни Алексей задерживался в библиотеке Андрея много дольше, а иногда и оставался на ночь. Он прочел большую часть этих книг. Среди них было много поэзии, но ничьи стихи не стали ему ближе тех, что оставил Андрей. Стихи Андрея жили в нем, были частью его души. Они всегда приходили на помощь в трудные минуты:
«На склоне дня спроси вечернюю звезду: Какою далью наградит дорога? Звезда рассыплет блестки по пруду И свечкою погаснет… у порога. На склоне дней найди в душе своей Единственный ответ на вечное сомненье, И день твой станет выше и светлей, А ночь подарит благодать забвенья».Забвенье… теперь он лишен и его, и высокого светлого дня. Мрак впереди. Постой, Эа говорила, что есть план — они же там пытаются что-то сделать, изменить, для этого я им и нужен. Но что я могу рядом с ними?
«Усталый ум скользит. Сгустились тени. В окно стучится куст сирени И птица черная глядит. В душе покоя нет…»Алексей встал, зашагал из угла в угол.
— Да черт с ним со всем! Пусть будет, что будет. Не терзай себя раньше времени.
Он подошел к окну и смотрел долго вниз на людской муравейник, ничего не видящими глазами. Сейчас, накануне встречи, которая должна повернуть все в его жизни (да все уже перевернулось, он только еще не знает — куда), ему на память пришла одна из книг по древнеиндийской философии из библиотеки Андрея. Как она называлась, он сейчас точно не помнил — может «Мокшадхарма»… или «Нараяния». Его тогда поразило то место в ней, где описывался путь к сокровенному. От строчки к строчке постепенно, но неуклонно убеждают вас, что вы приближаетесь к величайшей из истин. От строчки к строчке нарастает накал чувств и нетерпение читающего открыть для себя это сокровенное. И вдруг, в конце пути обескураживающий финал: приносите жертвы… Алексей был удивлен и разочарован. Так убедителен был путь к истине, так захватывал и влек, а упоминание о жертве показалось таким незначительным, образ этот — таким скудным, что он просто прошел мимо него. Тогда Алексей решил, что вся суть и есть в самом пути познания, пути к вершине. Теперь же это, казалось, давно и прочно забытое, вдруг поднялось в памяти из какой-то глубины и осветилось по-другому. Неужели и там наследили эти «посвященные»!? И только теперь, в это мгновение, впечатление кошмарного сна превратилось для него в реальность. Как будто все небо закрылось крепкой тюремной решеткой. Он вдруг почувствовал, что страшно обкраден и на всю жизнь, навсегда! Вот чего не мог пережить Андрей! Теперь он это знал. Но не бессилие кролика перед удавом ощутил он в себе, а неожиданный прилив энергии. Не злоба, не ненависть, а ясная пронзительная сила как бы подхватила его и подняла.
— Нет! Черта вам в глотку! Со мной у вас так просто не выйдет! Я всю эту свою психоплазму до последней корпускулы брошу против вас и вашего дьявольского дела! Даже если эта богиня не появится больше, все, что нужно делать здесь, на Земле — ясно! Абсолютно ясно!
Но… она появилась. Раздался стук в дверь. Алексей глянул на часы, время пролетело совершенно незаметно — было уже четверть третьего.
Прошло еще несколько часов. Край неба побагровел. Над крышами домов медленно остывали пунцовые облака. Собственно самое главное — зачем Алексей должен отправиться в сопряженное пространство, как и что конкретно он там будет делать — они уже детально обсудили. Он на все согласился без колебаний. Эа, видя как он это воспринимает — просто и спокойно, без эмоций, как быстро и свободно он проникает в суть дела — была счастлива. И… немного обескуражена. Почему он так легко прощается с этим миром? Впереди столько опасного и неизвестного. Ведь даже если он когда-нибудь и вернется сюда, пройдет столько времени, что никого из его современников, даже нынешних детей, уже не будет в живых. Его встретит совсем другой мир. Все корешки, связывающие его с этим миром, обрываются безвозвратно. Чего больше в его решимости: чувства долга высоконравственного человека, ненависти к силам зла или простого разочарования в жизни?
Разговор, уже перешагнувший рамки «обязательной программы», шел, в основном, о том мире, куда они теперь перенесутся. Эа, в меру возможности, подробно рассказывала ему о жизни на ее родной планете, о дедушке, о брате, а сама, как бы исподволь, иногда спрашивала, пытаясь найти ответ на свой вопрос. И еще. Когда Эа рассказывала о свойствах нательного креста и его будущем назначении, Алексей, положив крест на ладонь и разглядывая его, сказал с усмешкой. — Крест, так крест, хотя я предпочел бы носить на груди солнышко. Впрочем, крест, наверное, больше подходит к тому, что меня ждет.