Металл дьявола
Шрифт:
Лоса, заложив большие пальцы за проймы жилета, объявил:
— Имея деньги в кармане, нечего об этом беспокоиться. Мы можем тянуть тяжбу хоть двадцать лет. Но эти гады тоже могут пустить в ход деньги. Говорят, с этой компанией связан какой-то иностранный посол.
— Посла мне только и не хватало!
— Да, в горном деле не все решают кайла и бур, нужны еще деньги и влияние. А у «Прогресса» есть связи с этими гринго в Ла-Пасе.
— Черт их побери! Что же делать?
Лоса закурил сигарету в длинном мундштуке.
—
Омонте почесал нос и присвистнул.
— Вы, видно, тоже думаете, что я купаюсь в золоте? Вы не знаете, во что обходится рудник. Посмотрели бы только проекты инженера: надо выписать металлические крепления, паровые двигатели, электрические лебедки и перфораторы от Сименса, это, кажется, французская фирма, и провести однокабельную подвесную дорогу длиной в две тысячи метров. Деньги так и плывут!
— Черт возьми! Рядом с такими затратами еще несколько песо значения не имеют! Зато вы обеспечите себе тылы!
— Ладно. Хотите быть депутатом? А что, если победит наш противник?
Доктор Лоса заявил твердо и убежденно:
— Против пеонов рудника не устоит и Симон Боливар!
За некоторое время до выборов в Унсии был учрежден «Политический клуб», и доктор Сенобио Лоса произнес там речь, объявив, что горнопромышленник Омонте одобряет прогрессивную программу либеральной партии и решил вступить с ней в сотрудничество как верный ее приверженец. В ответ раздался гром рукоплесканий.
Когда в город прибыл кандидат в сенаторы, доктор Итуррисага, Омонте устроил ему прием у себя дома.
Он никак не мог решиться предложить деньги Итуррисаге, апостолу, поседевшему в трудах на благо родины. Однако апостол опередил его, попросив ссудить ему некоторую сумму в долг, и получил тысячу песо без гарантий и процентов.
В день выборов, в воскресенье, из рудников пришла в Унсию сотня пеонов, обученных Эстрадой и еще с утра напившихся допьяна. Они орали во все горло:
— Да здравствует генерал Монтес!
Иногда по ошибке они кричали:
— Да здравствует генерал Омонте!
В час голосования толпы избирателей собрались вокруг столов, расставленных на площади. Время от времени у какого-нибудь стола возникали шумные споры, внезапно стихавшие, едва кто-нибудь из ораторов выдвигал требование:
— Этот голос следует аннулировать!
Сторонники выступавшего орали хором:
— Аннулировать!
И снова поднимался общий крик.
На двух столах правительство получило незначительное большинство. Опасения внушал третий стол. Голосование там задержалось, но оппозиция обеспечила себе успех, приписав к этому столу своих сторонников, таким образом она рассчитывала
Едва приступили к подсчету голосов, как из ближнего погребка вышли под предводительством одного из дюжих надсмотрщиков человек двадцать рудокопов в широкополых шляпах, с красными пьяными физиономиями. Хромой надсмотрщик одной рукой опирался на палку, а в другой держал пистолет. От погребка до стола было не больше пятидесяти шагов. Надсмотрщик кричал во всю глотку:
— Да здравствует Монтес! Долой смутьянов!
В ответ раздавался хриплый рев: «Долой!»
Пьяные рудокопы приближались, вид у толпы был угрожающий.
Люди, стоявшие вокруг стола, повернулись к наступающим. Краснорожий надсмотрщик снова заорал:
— Долой смутьянов! Рудокопы за мной!
И, шагая впереди горланящей толпы, он спокойно выпустил из своего пистолета пять пуль над головами стоявших. Рудокопы тут же набросились на противников. Те пришли в смятение под стремительным натиском и позорно бежали, роняя по пути свои шляпы. В воздухе летали бумаги, избирательную урну швырнули наземь и тут же растоптали ногами, раздавались крики, свистки, клубилась пыль.
К буйной ораве присоединились другие рудокопы, и все вместе они торжественно обошли площадь, крича согласным хором:
— Да здравствует победа!
Посрамленные, избитые представители оппозиции разбежались по домам. Воспользовавшись этим, сторонники правительства привели в порядок и должным образом опечатали избирательную урну. А рудокопы продолжали пьянствовать и крича разгуливать по улицам. То и дело в воздух взлетали динамитные патроны.
У дверей таверны толпился народ, раздавались пронзительные вопли.
— Ай! Ай! — визжали чолы. — Всю руку ему оторвало!
У какого-то рудокопа патрон взорвался в руках.
В пять часов вечера в большом коррале торжественно праздновалось удачное завершение выборов. Ярко светило солнце, и падающая от ограды тень резко делила всю площадь на две части — белую и черную. Писко и пиво лились рекой. Появление Омонте было встречено бурным ликованием. Вновь избранный сенатор обнял его на глазах у меднолицых избирателей и произнес речь в его честь.
— Да будет известно сеньору Омонте, что я тоже горняк, — воскликнул он. — Выпьем за здоровье великого горнопромышленника!
Чоло, которые не могли сразу же сместить выбранного ими сенатора, выкрикивали многообещающие здравицы:
— Да здравствует наш депутат доктор Лоса! Да здравствует будущий сенатор доктор Омонте!
Поздно вечером, вернувшись домой слегка под хмельком, Омонте разбудил жену и объявил ей:
— Рудник мы продавать не будем.
Женщина села на постели, и тень ее орлиного носа резко обозначилась на стене, озаренной бледным светом керосиновой лампы.
— Значит, мы не купим усадьбу в Кочабамбе?