Металлический шторм
Шрифт:
— Кимо! — взвыла она. — Помоги мне. Помоги м…
Он выплеснул на палубу остатки бензина и схватил вторую канистру. Она оказалась легкой, почти пустой. Страх ножом пронзил сердце Кимо.
Хрипы и звуки борьбы донеслись оттуда, куда упала Талия. Но все, что он смог увидеть, — ее рука, высунувшаяся из серой груды. Вещество продолжало искать путь к его ногам.
Кимо еще раз взглянул на воду.
Субстанция покрывала всю поверхность, и океанская гладь, насколько он мог разглядеть ее в свете фонаря на мачте, больше напоминала жидкий металл. Только
Не желая умирать, как Талия и Халверсон, Кимо принял решение. Он вылил остатки топлива на палубу, а потом, выхватив зажигалку, упал на колено. Он поднес зажигалку к бензину, разлившемуся по палубе, и щелкнул кремнем.
Посыпались искры, и воздух наполнился парами бензина. Пламя метнулось вперед от кормы катамарана. Сметая странное вещество, оно пронеслось до каюты. А потом повернуло назад к Кимо, окружив его. Тело ученого вспыхнуло.
Боль была слишком сильной для того, чтобы выдержать ее даже те несколько секунд, что он еще оставался жив. Охваченный огнем, он не мог кричать: его легкие горели. А потом Кимо А'кона качнулся назад и упал в темные океанские воды.
ГЛАВА 3
Курт Остин стоял на нижнем уровне своего эллинга для лодок в грузовом порту. Было уже за полночь.
Широкоплечий, обаятельный Курт выглядел скорее суровым, чем красивым. Седые волосы цвета светлой стали странно выглядели на голове у тридцатилетнего мужчины, но полностью соответствовали тому характеру, за который его любили друзья. Завершали портрет широкая челюсть, ровные, но не идеальные зубы и грубая кожа, задубевшая от многих лет, проведенных в море.
Надежный и самоуверенный — вот слова, которые больше всего подходили для его описания. Мужественное лицо и пронзительные глаза. Прямой взгляд его сверкающих голубых глаз часто заставлял собеседников замолкнуть на полуслове, словно захваченных врасплох.
Сейчас эти глаза с любовью смотрели на его новое детище. Курт был занят строительством гоночной шлюпки, не думая ни о чем, кроме ее ходовых качеств. Мысленно перепроверяя расчеты, он прикидывал, как еще улучшить характеристики будущей лодки.
Воздух вокруг Курта пропах лаком, а на полу у его ног валялись стружки, щепа и разный мусор, который всегда скапливается, когда начинаешь делать лодку своими руками.
После нескольких месяцев работы Курт чувствовал, что творение его близко к совершенству. Двадцать футов в длину. Узкая и гладкая. Судно из медово-светлого дерева, покрытого девятью слоями лака, сверкало, словно освещая помещение.
— Чертовски хорошая лодка, — пробормотал Курт, любуясь творением своих рук. Поверхность лодки, гладкая как стекло, казалась бездонно глубокой. В полированных бортах можно было рассмотреть отражение всего помещения.
С одной стороны отражения виднелась еще не распечатанная красная коробка — новый набор слесарных инструментов. С другой можно было рассмотреть щит, где в безукоризненном порядке висели старые молотки, пилы и рубанки с потрескавшимися, выцветшими от старости деревянными ручками. Новые инструменты он купил сам, старые оставил ему дед — своего рода послание и подарок одновременно. А прямо между ними, словно человек, находящийся между двух миров, застыл Курт, точнее, его отражение.
Это казалось вполне уместным. Большую часть времени Курт работал с современной техникой, но любил вещи из прошлого: старые ружья, довоенные и викторианские дома, исторические письма и документы. Все эти вещи манили его с равной силой. Но больше всего радости в его жизнь приносили лодки, которыми он владел, в том числе и та, которую он только что закончил.
Пусть его творение пока останется в своей колыбели, но завтра он уберет все подпорки, вставит весла в уключины и спустит лодку на воду, отправив в первый рейс. А там, управляемая силой его рук, ног и спины, лодка заскользит, разрезая ровную, спокойную поверхность Потомака.
Наконец он сказал себе, что пора прекратить любоваться творением рук своих, или утром он не сможет вовремя встать, чтобы спустить красавицу на воду. Закрыв дверь, он шагнул к рубильнику, отключающему электричество.
Но прежде чем он выключил свет, раздалось надоедливое жужжание. Всему виной оказался мобильный телефон, который вибрировал на его рабочем столе. Курт схватил телефон, прочел имя на экране и ответил на звонок.
Это был Дирк Питт — директор НУПИ, босс Курта и его хороший друг. Перед тем как стать директором этой организации, Дирк несколько десятилетий провел, с риском для здоровья и жизни выполняя особые задания. Впрочем, время от времени он делал это и сейчас.
— Прости, что беспокою тебя посреди ночи, — начал Питт. — Надеюсь, ты сейчас один?
— Не совсем, — ответил Курт, глядя на лодку. — Сейчас рядом со мной одна прекрасная блондинка. Она грациозна, а кожа ее как шелк. Нам с ней предстоит провести наедине еще много времени.
— Боюсь, тебе придется все это отложить и пожелать девушке спокойной ночи, — отозвался шеф совершенно серьезно. Говорил он громко и четко.
— Что случилось?
— Знаешь Кимо А'кона? — поинтересовался Питт.
— Я работал вместе с ним над Гавайским экологическим проектом, — ответил Курт, понимая, что директор не начал бы разговор подобным образом, если бы не произошло что-то серьезное. — Первоклассный специалист. А почему ты спрашиваешь?
— Он выполнял для нас одну работу в Индийском океане, — начал Питт. — С ним были Перри Халверсон и Талия Куиварос. Мы потеряли с ними контакт два дня назад.
Курту это сразу не понравилось, но радио порой отказывало, точно так же как и все электрические системы, а потом выяснялось, что сами яхтсмены в целости и сохранности.
— Что случилось?
— Мы не знаем. Но сегодня утром их катамаран нашли брошенным в пятидесяти милях от того места, где он должен быть. В полдень над ним на бреющем полете пролетел самолет с Мальдивских островов. Судя по фотографиям, корпус частично обгорел. И никаких признаков экипажа.