«Метаморфозы» и другие сочинения
Шрифт:
Довольно мы научены, сколь превосходнее людей боги, а наипаче тем, что ни в чем не нуждаются на потребу себе; стало быть, и среди нас тот богоподобнее, кому меньше всех надобно. 22. Поэтому я был лишь польщен, когда вы тут в поношение мне твердили, будто все имение мое — сума да посох. О, если бы и впрямь настолько возвеличился я душою, чтобы никакого иного скарба не хотеть, но достойно носить сие знатное снаряжение, коего возжелал для себя Кратет, по доброй воле отринувший богатства свои! 30 Да, Эмилиан, верь не верь, а был Кратет в отечестве своем меж вельможами фиванскими богат и родовит, однако же из любви к тому самому образу жизни, которым ты меня ныне попрекаешь, отдал народу обширное и доходное наследственное свое имение, несчетных рабов своих распустил, а сам предпочел жить один: ради единого посоха бросил он целые сады плодоносных дерев, роскошные поместья променял на единую суму, а после, убедившись в полезности ее, даже сочинил о ней хвалебные вирши, изменив для того Гомеровы стихи во славу острова Крита. Я скажу первую строку, чтобы ты не подумал, будто я все это измыслил ради оправдания:
30
22. Сума да посох — внешние атрибуты философов кинической школы, основателем которой был Антисфен, учитель Диогена (см. коммент. к 9), а виднейшим представителем — Кратет, ученик Диогена (см. «Флориды», 14 и 22). Стих Кратета пародирует Гомера («Одиссея», XIX, 172): «Остров есть Крит посреди виноцветного моря прекрасный…» («виноцветная
а дальше тоже до того складно и ладно, что если бы ты умел это прочитать, то больше позавидовал бы моей суме, чем свадьбе моей с Пудентиллою. Ежели за посох и суму бранишь ты философов, то почему не бранишь конницу за золоченую сбрую, и пехоту за блестящие щиты, и знаменщиков за прапоры, да кстати и триумфаторов за белую четверню и за расшитую пальмами тогу? Впрочем, ни сумы, ни посоха философы Платоновой школы не носят, но и то и другое — почетные знаки принадлежности к киническому преемству: воистину, для Диогена и Антисфена сума и посох были тем же, что для царей — диадема, для державных полководцев — пурпуровый плащ, для свайных жрецов — войлочная шапка, для птицегадателей — искривленный жезл. 31 А в прении о подлинной царственности киник Диоген пред Александром Великим похвалялся посохом своим, словно скиптром! Да и сам непобедимейший Геркулес — ибо что тебе за дело до грязных попрошаек? — так вот, говорю, сам Геркулес, сей многостранствующий очиститель вселенной, избавитель наш от чудовищ, покоритель народов, сей бог — и совсем незадолго до того, как за подвиги свои был вознесен на небеса! — сей бог бродил по земле безо всякой одежды, кроме шкуры, и безо всякой прислуги, кроме палицы.
31
Свайные жрецы (понтифики) и птицегадатели (авгуры) — важнейшие жреческие коллегии в Риме, отличавшиеся особым нарядом.
23. Но если все эти примеры для тебя ничто и если ты призвал меня к суду не для действительного разбирательства, а для оценки моего имущества, то надобно тебе узнать о моих делах, коль скоро тебе они неизвестны. Итак, сообщаю, что отец оставил мне и брату моему чуть больше двух миллионов, 32 однако состояние это несколько уменьшилось из-за дальних моих разъездов и долгих моих занятий науками, а еще из-за неизменной моей щедрости, ибо я и друзьям часто помогал деньгами, и несчетных учителей отблагодарил за науку, порой даже добавляя приданого их дочерям, — право же, я не усомнился бы растратить хоть все наследство, лишь бы обрести то, что для меня важнее презрения к этому наследству! Вот ты, Эмилиан, и все такие, как ты, грубияны и невежды, — вот вы и вправду стоите ровно столько, сколько имеете, словно усохшее и бесплодное дерево, от коего урожая уже не дождаться, так что и цены ему столько же, сколько бревну из его ствола. Остерегись на будущее, Эмилиан, попрекать кого-нибудь бедностью тем более, что и сам ты до недавнего времени владел лишь клочком земли в Зарафе — ничего другого тебе отец не оставил! — и успевал к дождливой поре вспахать этот свой надел в одиночку за три дня при одном осле, — ибо лишь недавно перемерли друг за другом твои родичи и ты ни за что ни про что наследовал их имения: оттого-то, даже больше чем за страхолюдную твою рожу, и прозвали тебя Харон! 33
32
23. …чуть больше двух миллионов… — Все расчеты в Риме велись на сестерции, мелкие медные монеты; реальной ходовой монетой был денарий (греч. драхма), серебряная монета, равная 4 нуммам или сестерциям. Таким образом, речь идет скорее о достатке, чем о большом богатстве.
33
Харон — перевозчик мертвых в преисподнюю; изображался злобным и неопрятным стариком.
24. Касательно же моего отечества вы объявили, будто расположено оно на границе Нумидии и Гетулии, 34 как я сам, дескать, написал. Действительно, произнося речь пред лицом сиятельного Лоллиана Авита, я принародно объявил себя полунумидянином-полугетулом, однако же не вижу, почему должен стыдиться этого более, чем стыдился смешанного своего происхождения Кир Древний, быв родом полумидянин-полуперс. Не где человек родился, но здраво ли вразумился, надобно глядеть, и не из какой местности, но в каковой честности, надобно примечать! Зеленщику или трактирщику вполне пристало нахваливать овощи свои или вино за знатность их породы, что вот вино-де фасосское, а овощи-де флиунтские, ибо сии вскормленники земные и вправду становятся гораздо вкуснее, ежели край плодороден, небо на дожди не скупо, и ветер кроток, и солнце ясно, и почва туком изобильна. Но когда говорится о душе человеческой, чуждой гостье в телесном пристанище, то могут ли все эти внешние обстоятельства добавить или убавить ей добродетелей либо пороков? Разве многоразличные дарования не являются у всех на свете народов, хотя иные из них славятся глупостью, а иные смекалкою? От скудоумных скифов произошел мудрец Анахарсис, а от смышленых афинян — тупица Мелетид!
34
24. …на границе Нумидии и Гетулии… — Преувеличение: Гетулией называлась южная (за Атласскими горами) часть Нумидии, довольно далеко от Апулеевой Мадавры.
Я сказал это отнюдь не потому, что стыжусь отечества моего, хотя бы мы даже и до сей поры были Сифаковым городищем. Однако после поражения Сифакова мы достались царю Массиниссе в дар от римского народа, 35 а затем город наш был заново основан, и соделались мы наипрекраснейшим и достославным поселением старослужащих воинов, в каковом поселении отец мой по исполнении всех предшествующих почетных должностей достигнул сана дуумвира, 36 а я — с тех пор как и сам стал заседать в городском совете — занял столь же достойное положение в нашей общине, отнюдь не унижая отцовского звания и пользуясь, как я надеюсь, не меньшим уважением и доброю славой. Но зачем я все это рассказываю? А затем, Эмилиан, чтобы ты теперь чуть меньше злобился на меня, но явил бы некоторое милосердие, хотя бы отчасти извинив мне то, что по нечаянной моей беспечности не предпочел я родиться в этом твоем аттическом Зарафе. 37
35
Лоллиан Авит — консул 144 г., наместник Африки перед Клавдием Максимом. Кир Древний (VI в. до н. э.) — сын мидийской царевны и персидского вельможи, создатель могучего Персидского царства, герой «Киропедии» Ксенофонта. Анахарсис — легендарный скифский мудрец, считавшийся другом и учеником афинского законодателя Солона (нач. VI в. до н. э.). Мелетид — анекдотический глупец, будто бы умевший считать только до пяти и не отличавший отца от матери. Сифак и Массинисса — нумидийские цари-соперники во время 2-й Пунической войны (кон. III в. до н. э.). В решительный момент Массинисса примкнул к римлянам против карфагенян и в награду получил царство Сифака.
36
Дуумвиры — два ежегодно избираемых соправителя (по образцу римских консулов) в колониях римских граждан (колония — поселение на завоеванной земле).
37
Аттический (о Зарафе) — «высокопросвещенный» (иронически).
25. Неужто не стыдно вам в присутствии столь именитого мужа корить меня всякими пустяками, которые к тому же сами друг другу противоречат, а вы налегаете и на те и на другие? Разве не обвиняете вы меня в прямо противоположных преступлениях? Ведь сума и посох как бы уличают меня в строгой воздержности, стишки и зеркало — в игривой веселости, один раб — в скупости, трое отпущенников — в мотовстве, да к тому же красноречием я грек, а отечеством варвар! Неужто же вы наконец не очнетесь и не сообразите, что разглагольствуете тут пред самим Клавдием Максимом, мужем суровым и предовольно занятым делами целой провинции? Снова говорю: неужто не покончите вы это бранное свое празднословие? Неужто не предъявите улик тому, о чем вы на меня наговариваете, — всем этим неслыханным преступлениям и невиданным злодеяниям и несказанным кощунствам? Почему ваша речь так зачахла доказательствами и здорова только криком?
Теперь перехожу я наконец к самой сути дела — к тому обвинению в злонамеренном чародействе, которое затевалось тут с таким шумом и пылом, дабы разжечь ко мне ненависть, однако же, вопреки всеобщим ожиданиям, в топливо шли только неведомо какие бабьи сказки, так что затея эта истлела во прах. Доводилось ли тебе видеть, Максим, как занявшееся в соломе пламя вовсю трещит, жарко полыхает, быстро ширится, но вот солома сгорела, пожар иссяк и от него ни следа? Так и поспешное обвинение: начинается бранью, громоздится словами, но доказательств лишено, а после твоего приговора ни следа не останется от всей клеветы! Но так как главное и единственное намерение Эмилиана — записать меня в маги и чародеи, то мне желательно спросить у многоученых его поверенных: что же такое маг?
Я-то часто читал в разных книгах, что персидское слово «маг» по-нашему значит «жрец». Но тогда почему преступно быть жрецом, ведать и понимать священные правила, вершить святой закон и совестный суд? Если же магия — то, о чем поминает Платон, 38 объясняя, каким наукам научают персы приготовляемого царствовать отрока, тогда я точно помню слова сего божественного мужа, да и ты, Максим, припомнишь их вместе со мною:
«Отрока, едва минет ему дважды семь лет, забирают к себе так называемые царские дядьки, избраны же они персами за то, что в поколении своем почитаются наилучшими, а числом их четверо: мудрейший, и справедливейший, и скромнейший, и храбрейший. Из оных один научает и магии по уставу Зороастра, сына Оромаздова, 39 то есть угождению богам; он же научает и царской науке».
38
25. …о чем поминает Платон… — См. «Алкивиад I» (121е).
39
Зороастр (Заратуштра) — легендарный мудрец, реформатор персидской религии. Оромазд (Ахура Мазда) — иранское божество неба, сыном которого именовался Зороастр.
26. Слышите ли вы, скудоумные обвинители магии, слышите ли вы, что магия есть искусство, угодное бессмертным богам, коих умеет верно ублажить и верно уважить, а стало быть, что магия благочестна и сведуща в делах божеских, издревле знатна славою зиждителей своих Зороастра и Оромазда, что она — первосвященница небожителей, ибо первенствует среди царских наук, а потому у персов случайному человеку стать магом ничуть не более возможно, чем ненароком сделаться царем? Тот же Платон в другом своем сочинении оставил нижеследующую запись о некоем Залмоксисе, который был родом фракиянин, но причастен помянутому искусству: «Заклинания суть словеса прекрасные». 40 Ежели так оно и есть, то почему не дозволено мне знать ни прекрасных словес Залмоксиса, ни священнодейства Зороастрова? Впрочем, ежели обвинители мои думают, как думает чернь, будто сущий маг — это тот, кто из бесед с бессмертными богами усвоил некие неслыханной мощи колдовские заговоры и оттого имеет силу сделать все, чего ни пожелает, — ежели так, мне остается лишь подивиться, как это они не побоялись обвинить того, кто по собственным же их утверждениям столь могуч! Да ведь от такого сокровенного и божественного могущества никак не уберечься, здесь привычные способы не годны. И то сказать: кто призывает к суду убийцу, тот сам является с провожатыми; кто доносит на отравителя, тот сам ест с опаскою; кто уличает вора, тот получше стережет свое. Но если кто обвиняет мага — из тех магов, которых они тут называют магами, — и подводит его под смертный приговор, то какими провожатыми, какими опасками, какими сторожами охранит он себя от незримой и неизбежной погибели? Ясно, что никакими, а значит, в подобном преступлении может винить только тот, кто сам ни во что подобное не верит.
40
26. Залмоксис — фракийский бог, которого греки считали обожествленным рабом философа Пифагора (Геродот, IV, 95). «Заклинания суть…» — У Платона эти слова вложены в уста Залмоксиса («Хармид», 157а).
27. И тем не менее из-за некоего едва ли не общего для всех невежд заблуждения философам доводится слышать именно подобные нарекания. Иные — те, которые исследуют простые и самодостаточные причины вещей, — почитаются нечестивцами потому, что они-де якобы не признают богов, как, например, Анаксагор, и Левкипп, и Демокрит, и Эпикур, и все прочие испытатели природы. Иные же — те, которые пытливо следят пути вселенского промысла и с превеликим усердием славят богов, — как раз они-то и слывут у черни магами и чародеями, словно они сами умеют делать все то, о чем знают, как оно делается: слыли же колдунами в древности и Эпименид, и Орфей, и Пифагор, и Остан, а после похожие подозрения внушали и Эмпедоклова «пречистота», 41 и Сократов «демон», 42 и Платоново «благо», 43 — так что мне весьма лестно быть причисленным к сонму столь славных мужей. 44
41
«Пречистоты» (греч. catharmoi) — название философской поэмы Эмпедокла, считавшегося учеником Пифагора.
42
Демон. — Сократ называл так персонифицированный им в личное божество внутренний голос, отвращавший его от недостойных поступков.
43
«Благо» — высший космоустроительный принцип в философии Платона, соотносимый с верховным богом-творцом вселенной…
44
27. Анаксагор — философ V в. до н. э., изгнанный из Афин по обвинению в безбожии. Левкипп и Демокрит (считавшийся его последователем) — философы-атомисты V — IV вв. до н. э., согласно учению которых боги — лишь видения, подобные снам. Эпикур (нач. III в. до н. э.) — основатель школы, названной его именем; по его учению, боги существуют, но не вмешиваются в судьбы людей. Остан — персидский маг, якобы сопровождавший царя Ксеркса в походе на Грецию. Эпименид (нач. VI в. до н. э.) — полулегендарный критский жрец-заклинатель (ср. «Флориды», 15).