Метательница гарпуна
Шрифт:
— Так и должно быть! — горячо поддержала его Маша. — В этом суть ленинской национальной политики!
— Я знаю, — откликнулся Вуквун. — И все другие это знают. А все-таки иногда слышишь: «Зачем учить родной язык? Его и без школы ребята узнают. Лишняя морока, лишние расходы на отдельного учителя».
— Тогда для чего создавали письменность? — в свою очередь, спросила Маша. — Ведь даже в ту пору, когда наша страна жила совсем бедно, издавались учебники на языках народов Севера. И преподавателей готовили — никому не приходило в голову, что это дорого.
— Что ты меня агитируешь? — рассердился Вуквун. — В районо агитируй…
По возвращении из командировки Маше пришлось выдержать несколько нелегких разговоров — и с заведующим районо и с председателем райисполкома. В командировке она пробыла только десять дней, и почти столько же жалоб поступило на нее.
Секретарь райкома Маршалов сухо сказал:
— Разберемся на бюро. Кстати, и Вуквуна вызвали…
До бюро оставалось еще дня два. За это время Маша успела узнать, по какому случаю вызван Вуквун.
Под обрывом, где из-под скального основания выходит галечный лукрэнский берег, стоят вельботы и лежат на высоких подставках байдары. В бурю они укрываются в небольшой лагуне, а в горячие дни летнего зверобойного промысла их даже не вытаскивают на берег — круглые сутки на плаву.
На другой день после Машиного отъезда из Лукрэна с промысла долго, не возвращался один вельбот. Гарпунером там был молодой парень Кикиру. Но пришел он с богатой добычей: два трактора еле вытянули на берег китовую тушу.
По мере того как туша выползала из воды, все больше мрачнело лицо Вуквуна. И когда его вначале смутная догадка превратилась в уверенность, он крикнул:
— Кикиру, подойди сюда!
Ничего не подозревавший гарпунер подошел к председателю сельского Совета, широко улыбаясь.
— Гляди, кого ты загарпунил!
Кикиру оглянулся. Огромная туша почти целиком лежала на берегу. Кит как кит…
— Ты загарпунил матку! — гневно сказал Вуквун.
У Кикиру холод пополз между лопатками. Он знал старинную легенду о прародительнице чукотского народа — Матери-китихе, которая, плавая по морям, обеспечивает морским зверьем всех береговых людей.
— Я гарпунил в темноте, — стал оправдываться Кикиру.
А перед ними на морском берегу, заарканенная стальным тросом, лежала Мать-китиха с плодом в огромном вздувшемся чреве.
Бригадир подошел к Вуквуну, осторожно осведомился:
— Что будем делать?
— Вина велика! — вздохнул Вуквун. — На моей памяти только один раз случилось такое.
Пока шел этот разговор, в светлом кругу, образованном тракторными фарами, председатель колхоза Сергей Иванович вместе с бухгалтером прикидывал, сколько приблизительно может весить эта туша и какую она даст прибавку к годовому плану. Молодец Кикиру! Зря держали его столько коровьим пастухом.
Но недаром Сергей Иванович вот уже второй десяток лет жил на Чукотке. Он вдруг почувствовал странное возбуждение на берегу, услышал перешептывание, суетню.
Люди уходили в темноту, снова возвращались, перекидывались малопонятными словами.
Сергей Иванович тоже подошел к Вуквуну.
— Что случилось?
Вуквун с минуту колебался. Сказать Сергею Ивановичу? Поймет он или только посмеется над ним? Председателю колхоза уже раз попало на партийной конференции за потворство темным пережиткам. В прошлом году, когда умирал первый председатель этого колхоза, по старинному обряду его «опросили» о последних желаниях. Тот высказал только одно желание: чтобы гроб с телом его везли на кладбище на тракторе, а не на погребальной нарте и чтобы следом шел весь механический транспорт колхоза «Ленинский путь».
У Вуквуна хранится фотоснимок этой удивительной похоронной процессии, за которую Сергею Ивановичу пришлось потом держать ответ…
— Сергей Иванович, — медленно начал Вуквун. — Случилась беда.
— Какая? — У председателя похолодело в груди.
— Кикиру загарпунил матку.
— Что ты говоришь! — Председатель колхоза хорошо знал, что по правилам китобойного промысла категорически запрещалось убивать китих. Правило это иногда нарушалось промысловыми судами, на которых гарпунеры не могли отличить самку кита от самца. Это доступно только таким опытным китобоям, как Вуквун. — Авось инспекция не узнает, — успокоился Сергей Иванович. — Давайте побыстрее разделаем тушу, и, как говорится, концы в воду.
— Туша-то с приплодом, — покачал головой Вуквун. — Мать-китиха.
— Что же делать?
— Идите домой, — посоветовал Вуквун. — Мы тут сами обмозгуем. Все будет в порядке.
Сергей Иванович по многолетнему опыту знал, что на Вуквуна можно положиться. Он кликнул бухгалтера, трактористов и велел им идти домой.
На берегу остались только старики. Из молодых задержался лишь виновник происшествия — Кикиру.
От туши отняли стальные тросы, убрали все лишнее в сторону и принялись за разделку. Вуквун остро отточенным лезвием, насаженным на длинную палку, сам вскрыл брюшную полость и извлек детеныша. Китенок был не больше средней нерпы, гладенький, покрытый совершенно ровной и чистой голубоватой кожей, напоминавшей пластик. Он казался искусно выполненной моделью кита.
Разделка туши происходила в полном молчании. Лишь слышалось тяжелое дыхание работающих да треск костра; в котором горели чадным жирным пламенем китовые кости. И еще прибой, мерно накатываясь на галечный берег, шуршал камнями.
К середине ночи туша была разделана. Жир ее и мясо перевезли в ледник, вырубленный тут же в прибрежной скале.
Китенка положили на платформу вагонетки. Вуквун чего-то шептал над ним. И удивительное было не в том, что председатель сельсовета шепчет слова заклинания, а то, что внешне он остается при этом именно председателем сельского Совета. Держится так, словно ведет очередное заседание.
— Принесите большие весла и сделайте треножник над костром, — попросил Вуквун.
Охотники связали треножник и водрузили над пламенем. Тем временем кто-то притащил огромный котел, в котором можно было сварить целого тюленя.
Китенка подтащили к воде
Вуквун вытащил свой нож, подержал над пламенем костра. И быстро разделал китенка. За несколько минут. Отрезанные куски мяса бросал в котел, наполненный морской водой.
Все делалось так, словно люди заранее сговорились. Из темноты показался нос кожаной байдары. Она все лето без дела пролежала на подставке и вот только сейчас понадобилась. В нее бросили внутренности китенка и, оттолкнувшись от берега, поплыли.