Метель в моем сердце
Шрифт:
– Но ты мог бы меня не оживлять. Синий оставил бы меня умирать.
– А где же тут кайф? Наблюдать, как ты умираешь, это совсем не то, что отнять у тебя жизнь. Нет, это совсем не то.
Лилли долго смотрела на него, вглядываясь ему в глаза в поисках ответов на вопросы, от которых он так ловко уклонялся при помощи встречных вопросов, или молчания, или лжи, или игры в адвоката дьявола. Он превосходно умел играть в эту игру, а вот она устала от игр.
Тирни принял стойку «вольно». Выражение его лица смягчилось.
– Ты правильно делаешь, что доверяешь мне, Лилли.
– Я тебе совершенно не доверяю. Но ты спас мне жизнь.
– Что ж, это чего-то да стоит.
– По меньшей мере, это избавит тебя от наручников.
– Но не вернет нас туда, где мы были в тот день на реке. Что я должен сделать? Что нужно, чтобы вернуть нас туда, Лилли?
Он не двинулся с места. Она тоже. И все-таки ощущение было такое, будто расстояние между ними сокращается. Это зачарованное состояние тянулось, пока не треснуло полено в камине, выбросив целый сноп искр.
Тирни кивком указал на дверь.
– Мне проще, когда ты придерживаешь для меня дверь.
Лилли помогала ему с дверью, пока Тирни делал еще несколько ходок на крыльцо за дровами. В последнюю ходку он взял с собой ведро, которое они позавчера наполнили питьевой водой. Теперь оно было пустым.
Когда он вернулся, ведро было набито снегом.
– Мне необходимо вымыться. – Он выскреб совком горящие угли из камина, разложил их на выложенном из камня фартуке перед очагом и поставил на них ведро. Снег мгновенно начал таять. – Увы, придется довольствоваться сухой баней.
– Сухой баней? – переспросила Лилли.
– Это обтирание. Ты что, никогда не слышала о сухой бане?
– Нет, с тех пор как умерла моя бабушка.
– Я тоже услышал это выражение от бабушки. Дедушка сказал мне, что это называется «шлюхиной» баней. Бабушка на него набросилась, как коршун. Ей не нравилось, когда он при мне говорил что-то, хоть немного отдающее сальностью.
– И часто такое бывало?
– Каждый день, – улыбнулся Тирни. – Они меня вырастили.
Пока Лилли осмысливала это, он скрылся в спальне и вернулся с эпонжевыми рукавичками и двумя полотенцами.
– Остались всего два полотенца, не запачканные кровью.
– Как твоя голова?
– Уже лучше. Сотрясение доставило мне несколько неприятных минут, пока я был там. – Тирни кивнул на дверь. Он окунул палец в воду. – Ну, я думаю, теплее уже не будет. Ты как, выдержишь?
– Я думала, это для тебя.
– Первое ведро тебе.
– Спасибо, не надо.
Ее резкий отказ разозлил его.
– Я подожду в спальне, войду только по твоему сигналу. Надеюсь, ты не будешь бояться изнасилования? – Тирни тяжело вздохнул, стараясь успокоиться, и покачал головой. – Я думал, ты обрадуешься возможности вымыться.
Пристыженная Лилли взялась за сумку и нашла среди содержимого пластмассовую бутылочку жидкого мыла для рук. Она протянула ее как знак примирения.
– «Южная магнолия». Я поделюсь.
– Принимаю. «Южная магнолия» куда лучше того, чем я пахну сейчас. – Тирни ушел в спальню. – Не спеши. – Он закрыл за собой дверь.
Лилли разделась и торопливо вымылась. Ее влажная кожа покрылась мурашками, хотя она стояла чуть ли не в самом камине. Зубы выбивали неудержимую дробь. Тем не менее она щедро воспользовалась чуть теплой водой, мылом и рукавичкой, быстро вытерлась и оделась, после чего открыла дверь спальни.
– Готово. Это было чудесно.
Тирни был закутан в одеяло, которое взял с кровати, но все-таки его била дрожь. Он не пустил ее в спальню и закрыл за собой дверь.
– Там для тебя слишком холодно. У тебя может начаться новый приступ.
– Я приняла лекарства.
– Ты туда не пойдешь, – упрямо повторил он. – Один раз я уже видел тебя на грани смерти. Спасибо, с меня довольно.
– Мне бы не хотелось, чтобы ты лишился своей сухой бани.
– Ни за что. Я не стеснительный.
Тирни вынес ведро с мыльной водой на крыльцо, выплеснул ее и вернулся с новой порцией снега. Пока он ждал, чтобы снег растаял и вода согрелась, Лилли осмотрела их припасы.
– У нас есть кастрюли. Как ты думаешь, мы сможем разогреть банку супа в камине?
– Конечно.
Лилли оглянулась через плечо и увидела, как он снимает свитер в дурацкой, типично мужской манере: сперва через голову со спины вперед, так что волосы встают дыбом, и только потом вытягивает руки из рукавов.
Ей не хотелось думать о нем со снисходительной ласковой усмешкой, как обычно женщины думают о чудачествах противоположного пола, поэтому она подошла к окну гостиной и отдернула занавеску.
– Может, это только мое воображение, – сказала Лилли, – но вроде бы снегопад ослабевает.
– Ну, значит, синоптики не соврали.
– Да, наверное.
Она услышала, как звякнула пряжка его ремня о каменный пол у камина. Значит, он снял джинсы. Тихий шелест ткани, трущейся о кожу. Тихий плеск воды, когда он окунул в ведро и отжал эпонжевую рукавичку.
Лилли прижала указательный палец к заиндевевшему стеклу и провела вертикальную черту.
– Вряд ли Датч получил хоть одно из моих посланий.
Она почувствовала, что Тирни замер у нее за спиной и стоит совершенно неподвижно, глядя ей в спину. Так прошло несколько напряженных секунд. Потом до нее снова донесся плеск воды, и она поняла, что он возобновил обтирание.
– Значит, Датч не от меня узнал, что ты Синий. То есть если не Датч указал на тебя агентам ФБР, значит, они ищут тебя сами. Почему, Тирни?
– Спроси их, когда они сюда доберутся.
– Я бы хотела, чтобы ты мне сказал.
Он так долго молчал, что она перестала ждать ответа. Но в конце концов он заговорил: